Однако из этого бесспорного положения иногда делаются совершенно неожиданные выводы, касающиеся непосредственно способов разрешения конфликтов в деятельности следователя. Это обязывает нас остановиться на их рассмотрении подробнее. Так, М. С. Строгович, последовательно выступая против допустимости применения в уголовном судопроизводстве, и в первую очередь при расследовании преступлений, методов психического воздействия на личность (так называемых следственных хитростей, психологических ловушек или тактических комбинаций), пишет: «Подобные приемы, противоречащие законности и нравственности, характерны тем, что они исходят из отношения к обвиняемому как к преступнику, как к лицу, виновность которого якобы уже установлена, тогда как этот вопрос еще предстоит решить суду»[88]. С этим мнением согласиться нельзя.

Авторы, считающие правомерным применение методов психического воздействия на личность как способов разрешения конфликтов в деятельности следователя, представляется, ни в малейшей степени не выступают за предвзятое отношение к обвиняемому (или подозреваемому). Они понимают, что обвиняемый – это не виновный, но полагают, что следователь, оценив доказательства и обстоятельства дела в их совокупности и придя на основе внутреннего убеждения к выводу (субъективному мнению, не противоречащему презумпции невиновности) об умышленном искажении или сокрытии обвиняемым искомой следователем информации, не только вправе, но и обязан принять все законные и нравственно допустимые меры по преодолению противодействия и установлению истины. Этого требуют от него общественные интересы, с этих позиций должны разрешаться конфликты в деятельности следователя.

М. С. Строгович с позиций презумпции невиновности как гарантии законных интересов личности критикует авторов, пришедших к выводу, что «в криминальном плане подозреваемый или обвиняемый изучается как лицо, совершившее преступление»[89], полагая, будто и при этом происходит смешение понятий «обвиняемый» и «виновный»[90]. Но ведь ст. 68 УПК возлагает на следователя обязанность доказывать те же обстоятельства, в ней перечисленные, что и на органы предварительного расследования, и на суд, в том числе изучать личность обвиняемого, мотивы преступления, обстоятельства, влияющие на степень и характер ответственности обвиняемого. Иными словами, следователь в соответствии с законом обязан изучать обвиняемого именно как лицо, совершившее преступление, как лицо, в отношении которого суд должен решить вопрос о его виновности в инкриминируемом ему преступлении. Иначе личность человека, которого суд, возможно, признает преступником, практически остается неизученной и суд будет лишен возможности вынести правомерный и обоснованный приговор. Невыполнение этой обязанности (скажем, неустановление следователем точного возраста обвиняемого, неразрешение вопроса о его вменяемости, неустановление мотивов преступления и др.) при невозможности восполнить допущенные пробелы в судебном заседании совершенно обоснованно повлечет возвращение дела на дополнительное расследование.

Необходимо остановиться еще на одном более общем вопросе разрешения конфликтов в деятельности следователя, связываемом рядом авторов также с презумпцией невиновности как гарантией законных интересов личности в уголовном судопроизводстве. Мы имеем в виду возможность рассмотрения расследования преступлений как специфического процесса разрешения конфликтов, а также возможность использования при этом теории игр. Сущность возражений противников такого подхода (М. С. Строговича, И. Ф. Пантелеева, С. Г. Любичева и др.) сводится к одному: «Для следователя обвиняемый – это преступник, старающийся избежать ответственности, и следователь с ним ведет «игру», стараясь ее выиграть»