Сказал просто, будто поздоровался.

Внешне Плотина за год почти не изменилась. Но заткнули финальную брешь, запустили атомные насосы. Врубали скромно и буднично.

Егор стоял рядом. Юношеская мечтательность из его глаз улетучилась ещё зимой, когда руки примерзали к арматуре и через брезентовые варежки, а энергии тепловой станции хватало только на стройку, в общежитии приткнули буржуйки и топили их плавником. Ушла мечтательность, но никуда не делась мечта.

Ветер бился в Егорову крепкую спину, но он погодных трепыханий не замечал. Стоял прочно, заматеревший, с щетиной и прокопчённым лицом, с навсегда появившейся складкой между бровями.

Насосы перекачивали холодные Ледниковые воды в бассейн Тихого. Мировой климат-контроль был запущен.

* * *

В этот день Влад любил перебирать свой ящик. Он называл этот сундучок «дедовским».

За окном палило солнце, слепил свежий снег, а Влад, задёрнув плотные шторы, сидел в полутьме тесной комнатушки с кружкой кофе – на гору он сегодня и не собирался.

Но не отпил он ещё и половины, как запищала сигналка – вызывала дирекция.

– Что б вам, – буркнул Влад. Потянулся, нажал кнопку.

На экране высветился чернявый и горбоносый Вахтанг Чхеидзе. Смущённо улыбаясь, он сказал:

– С днём рождения, Владислав Игоревич!

– Угу, – кивнул Влад и отпил кофе, – спасибо. И? Сдаётся, мне это не всё.

Вахтанг зарыскал глазами, коричневое его лицо, со светлым следом от горнолыжной маски потемнело ещё больше.

– Тут Синицыны приехали…

Влад поднял лицо к потолку.

– Охохонюшки… А чего? Не зима ж вроде.

– Ну да, они на море приехали вроде, а тут… – бормотал Ваха

– Понятно.

– Я им сказал, что у вас выходной, что день рождения… Но вы же знаете, там Анатолий этот… Вот я и к вам…

– Да ладно, Ваха, чего там, – прервал его Влад. – Скажи, скоро буду.

– Спасибо, Владислав Игоревич! Спасибо! – обрадовался Ваха и отключился.

– И нет нам покоя… – начал напевать Влад, натягивая горнолыжный комбез.

* * *

– Как водичка? – спросил Ваха.

Синицыных на курорте знала каждая собака. Анатолий с Лидией Петровной приезжали в Гагру два раза в год, а то и три.

К своим тридцати пяти (учились вместе, поженились ещё студентами) они защитили, каждый, по кандидатской, а Анатолий даже докторскую; имели репутацию и «приход» в виде верных студентов, аспирантов и слушателей. Современная наука «Философия свободной души» набирала популярность, и Синицыны оказались в струе.

За собой следили: стройные, подтянутые, вечером намазаться кремом, раз в неделю массаж и сауна, по утрам гимнастика, вечером прогулка по зелёным московским улочкам.

В Гагру приезжали в зимнее время, «под снег» – хорошенько катнуть на лыжах; а летом любили Пицунду – там и пляжи получше, и море поласковее.

– Брр! – Анатолий дёрнул плечом. – Так вроде жарко, чуть ли не двадцать пять, но вода чего-то не прогрелась ещё.

– И глядим, горы белые, думаем, а чего ж не покататься? – улыбнулась Лида. – Когда ещё так получится…

– Очень захотелось, да. Хоть и прокатное пришлось взять, – Анатолий скептические повертел ногой в арендованной, но дорогой и почти новой лыжине.

Стояли у подножия Арабики на поляне Бамбонаш среди кафешек и ресторанов. Сюда прямо от моря за двадцать минут вознесла Синицыных канатная дорога. Сама Арабика и соседняя Агепста были уставлены подъёмниками покороче и исчерчены загогулинами трасс. Пансионаты, коттеджи и гостиницы заполонили края поляны. Сезон затянулся, но на склонах было безлюдно.

– Но всё равно искупались? – Ваха спрашивал, а сам поглядывал на часы.

– А, – махнула горнолыжной палкой Лида, – где там…