Я приблизился к этой стене и стал внимательно ее исследовать на предмет подсматривающего устройства. Если глазок и был где-то здесь – с ее богатством, чего бы не позволить себе этакое баловство, заняв еще и соседний номер? – то он был хитроумно замаскирован. Не исключая того, что Софья может наблюдать за мной, я сделал стене рожу. В этот момент неожиданно раздался крик кукушки, выскочившей из настенных часов, тут же что-то в них звонко щелкнуло, и циферблат начал медленно поворачиваться в сторону. Я оглянулся и посмотрел на стрелки – они показывали ровно двенадцать. Так вот оно в чем дело! Полный набор приемов, приводящий к их открытию, составил как раз те пять минут, которые оставались до двенадцати.

Я снова подошел к часам. Развернувшийся циферблат оказался с очень плоским часовым механизмом, вышедшим из широкого, толщиной в семь-восемь сантиметров, цилиндра, призванного имитировать, собственно, весь механизм. В оставшейся части металлического цилиндра, окрашенного черной краской, на углублении одного сантиметра, виднелось второе дно. Оно представляло собой диск из червленого серебра, на котором были рельефно искусно изображен черт, танцующий с фигуристой, длинноволосой девушкой. Черт придерживал одной рукой девушку за талию, в другой – отведенной в сторону – держал кубок, очевидно, с вином. Он склонил бородатую морду к прекрасной женской головке в губительном поцелуе. Девушка же одной своей рукой обнимала за шею ушастое страшилище, в другой – тоже держала кубок. Голова ее, подставленная смертельному поцелую, была откинута назад, отчего длинные, волнистые волосы спускались почти до самой, в цветах, лужайки, где происходил танцевальный шабаш.

Было ясно – мне открылся тайник. Я потрогал эту серебряное донце, постучал по нему, услышав металлический ответный отзвук, но нигде не обнаружил ручки, или иной зацепки, чтобы вскрыть эту драгоценную заслонку. Но тут я обратил внимание на корнеобразный, непропорционально большой, пенис черта, он был золотым, и имел резкие очертания, отличные от общих мягких переходов остальных серебряных рельефов. Я нажал на него пальцем, ощутив от этого прикосновения некую склизкую мерзость, и он упруго, пружиня, вошел в тело черта, после чего серебряное донце совершенно бесшумно слегка подалось вперед, обнажив за ним ободок. Я ухватился за него и вытянул круглую серебряную шкатулку, в которой донце, с танцующей парой, оказывается, играло роль крышки.

Предвкушая увидеть внутри шкатулки нечто очень занимательное, я уселся за стол, обстоятельно расположившись на стуле, подлил в стакан ром, отхлебнул глоток, вяжущего горло, крепкого пойла, которое сразу прибавило мне настроения и уверенности в собственной безнаказанности, и внимательно осмотрел шкатулку.

После недолгих разбирательств я понял, что открывается она несложно – крышка попросту навинчена на корпус шкатулки. Но, прежде чем открыть ее я оглянулся на входную дверь. Встал, проверил. Так и есть – открыта. Запер дверь на ключ, показал язык противоположенной стене и тогда уже окончательно приступил к делу.

Шкатулка открылась, неожиданно, легко, без фокусов, показав свое бесценное нутро. Я обомлел от явленного мне НАСТОЯЩЕГО богатства, которое я осторожно вывалил на стол. Такое я видел только на картинках, фотографиях и в кино. В наших ювелирных советских магазинах этих раритетных цацек не встретишь, в оружейных палатах и иных подобных заведениях я не был, так что воочию, представшие передо мной драгоценные побрякушки, мне сравнить было не с чем.