От безжалостного взгляда худого, лысого старика, с седой щетиной, задрожали ноги. В холодных синих глазах и поджатых губах отражалось пренебрежение к другим, хищность. За его спиной возвышался помощник. Тоже лысый, но молодой и широкоплечий, с квадратной челюстью и кривой, угрожающей ухмылкой.

Неожиданно старик резко подошел ко мне, принюхался и самодовольно изрек:

– Оно!

Боже, от того, что он улыбнулся, я задышала вновь. Жутко представить, что такой человек может сделать с тем, кто перейдет ему дорогу.

– Но почему она? – недоуменно спросил рослый, презрительно пронизывающий меня зелено-болотными, колючими глазами.

– Хотел бы быть на ее месте?

– Не отказался бы, – честно признался тот. – Что с ней делать?

– Варианты всегда есть… – ответ прозвучал ужасно многозначительно. Я съежилась под расчетливыми взглядами и взвыла про себя:

«Идиотка! Надушилась, а у здешних драконов аллергия на химию! А если бы подросток сел на голову или его мамаша?! Вот дура!»

Между тем старикан махнул рукой, приказывая мне покрутиться. Напуганная, я сцепила пальцы и покорно выполнила требование. Однако поворачиваясь по кругу, попала в аромат золотистого маленького засранца, от которого едва не стошнило.

– Тряпье сохрани, – приказал он бесшумно вошедшей в комнату черноволосой женщине.

«Тряпье? Да это моя выходная туника. Новая!» – возмутилась я про себя, но безмолвно пошла в соседнюю комнату. Там сняла одежду, которую служанка двумя пальцами принялась скидывать в корзину. Однако мой кружевной бюстгальтер и трусики очень заинтересовали ее, и она, не выдержав, принялась внимательно рассматривать их.

В такой момент трудно сохранять самообладание.

«Жаль, что еще ни во что не наступила, – злорадно подумала. – Вдвойне бы их осчастливила».

Потом служанка откинула занавесу, и я увидела настоящую ванную, облицованную мраморной плиткой и заполненную горячей водой с душистыми маслами. С удовольствием забралась в нее. Все время, что была здесь (а это почти двадцать два дня), мечтала об этом роскошном удовольствии. Однако даже в воде кожа продолжала чесаться. На ней появлялись мелкие волдыри.

Не знаю, в каком дворце оказалась, но, лежа в ванной, я могла смотреть на город.

«Хорошо, что не на голову попала ядовитая гадость, – вздохнула. – А то бы к вони добавилась плешивость. Не избранница – а страшилище какое-то. Но если думают скормить – какая им разница».

Служанка доложила старику, что плечо покраснело. И он пришел осмотреть лично. Хорошо, что все еще была в воде. Она хотя бы немного скрывала наготу. Но особенно стало противно, когда старикан зачарованно провел пальцем по саднившей коже и довольно прошептал:

– Златокрыл! Это слюна златокрыла!

Его помощник поглядывал на меня, гневно сверкая глазами. Наверно, и вправду ему хотелось оказаться на моем месте. С радостью согласилась бы и даже отдала бы злополучный флакон с духами, но можно ли теперь что-нибудь изменить? Если признаюсь, не задушат ли меня где-нибудь тайком, чтобы избавиться от ненужной свидетельницы?

– А что со мною будет? – спросила тихо. Скорее всего, не ответят, но попытка – не пытка.

Старик окинул меня тяжелым взглядом, махнул рукой и, когда служанка вышла, поддел мой подбородок пальцем. Под его холодным, безжалостным взглядом я потеряла дар речи.

– Зависит от того, кого будешь слушаться, – еще долго слова эхом отдавалась в голове.

Пока Невмия – та служанка – одевала меня, старый хрыч и его прихвостень не уходили. Хоть и стояла перед ними в длинной рубашке, но она полупрозрачная. Не то, чтобы я совсем скромница, однако неприятно.