Старик поливает раны дракона какой-то зеленоватой жидкостью с резким запахом, стараясь не слишком к ним наклоняться. Зелье, которое он использует, очень едкое и причиняет жгучую боль. Но ноги мужчины лежат совершенно неподвижно. Это беспокоит старика.

Закончив смазывать раны и обернув их широкими листьями какого-то растения, шаман с кряхтением пробирается в неуютное тесное помещение.

– Ну что, Альв? Ты напоил Кайдена?

– Кайд спит, – отрицательно мотает головой эльф и печально вздыхает. – Очень крепко спит.

Шаман кладет сухую, в старческих пятнах, ладонь на грудь дракона и, закрыв глаза, начинает напевать что-то ритмичное. Через пару минут он перестает петь и поднимает на светловолосого мужчину мрачный тяжелый взгляд:

– Кайден не спит. Его душа стремится уйти к духам предков.

Альв испуганно охает, а потом начинает плакать, поглаживая Кайда по спутанным волосам:

– Брат Кайд спит! Он дракон. Он должен много спать! Кайд не уйдет от Альва!

– Он очень болен и слаб. Ему недолго осталось.

Шаман забирает у Альва харпат и начинает аккуратно, по капле, вливать в пересохшие растрескавшиеся губы Кайдена свой настой. Спящий никак не реагирует на эти действия, но влага сама впитывается в его язык и горло. Медленно, очень медленно целебная жидкость проникает в кровоток мужчины, восполняя недостаток воды и сил. Он начинает выплывать из забытья и уже пытается глотать.

– Вот так, хорошо! – одобрительно кивает шаман. – Возвращайся, Кайден. Ты еще нужен здесь. Нужен Альву. Кто за ним присмотрит, если не ты?

– Кайд нужен Альву! – плаксивым голоском подтверждает эльф.

– Держи, Альв, – протягивает ему самодельную флягу с жидкостью шаман. – Кайд немножко отдохнет, а потом ты снова дашь ему пить. Когда солнце дотронется своим нижним краем до верхушки моей тирмы – разбудишь брата и заставишь его все допить.

– Дам допить, – понятливо кивает головой Альв.

– Ну, вот и хорошо, – вздыхает шаман.  – Потом придешь ко мне, принесешь мой харпат.

Эльф снова согласно кивает и остается сидеть возле друга, с самым серьезным видом охраняя его сон.

Шаман не спешит возвращаться к себе. Вместо этого он направляется в центр стойбища – туда, где в самой высокой и просторной тирме на мягких белых кошмах отдыхает вождь клана – Абельгарай.

Старик откидывает полог и, приниженно кланяясь, чуть ли не на коленях входит в дом вождя.

– Что тебе надо, Балтакул? Снова явился учить меня уму-разуму? – заметив старика, тут же начинает злиться Абельгарай.

– Внемли мудрости предков, сын славного рода! – обращается к нему старик. – Сказано: «Кто причинит смерть Первородному, сыну Изначальных, тот навлечет проклятие на себя и на свой род до седьмого колена». Дракон умирает. Ещё два кулака (десять) рассветов – и его душа уйдет к Предкам.

– И что мне с ним делать? Выбросить посреди степи, как кусок протухшей падали?

– Отдай его и эльфа работорговцам. Пусть они решают судьбу Первородных.

– Да кто позарится на этих бесполезных детей шакала?

– За эльфа можно получить кулак медяков. А дракона купят ради ошейника, который ты снять все равно не смог. И я не смог. Мало кто может. Но работорговцам этого знать не нужно. Они купят твоих пленников.

– Хорошо. Завтра на рассвете мы все равно уходим на новые пастбища. Сделаем небольшой крюк, чтобы встретиться с караваном погонщика рабов.

– Да благословят тебя духи предков, Абельгарай, – кланяется старик и, не вставая с колен, выползает из тирмы вождя.

***

Невольничий караван медленно ползет по бескрайней степи. День клонится к закату. Двугорбые дейны все чаще упираются, не желая слушаться погонщиков. Жайдаки на своих конях раз за разом пускают в ход камчи, чтобы подстегнуть отстающих от обоза рабов.