Все готово, больше в доме ничего не осталось. Вещи вынесли еще с утра и уже отправили на новый адрес.
Но я все никак не могла заставить себя выйти на веранду.
Обернувшись, подошла к окну и прислонилась головой к деревянной раме.
У стены сарая стоял старенький проржавевший автомобиль.
Улыбнувшись, прикрыла глаза вспоминая.
В соседнюю деревню в сельскую школу дед возил меня и соседского мальчишку Гриньку на этой самой машине. Наш старенький жигуленок исправно пробирался по разбитым, а осенью и весной еще и размытым дорогам. Бывало, что и застревали в грязи, и тогда меня садили за руль, а Гриня и дед выталкивали из плена машину. Да, хороший парень — мой сосед. Жили они раньше с мамкой за один дом от нас. Его часто можно было увидеть в огороде или на лесопилке, помогающим мужикам за символическую плату. По лету он часто ходил на рыбалку с моим дедом. Бывает, встанет он поутру, а Гриня уже с удочками да сетями за калиткой маячит.
Именно в такой день постучало в наш дом несчастье.
Ушли они на рыбалку, всего-то лесок пройти. Машину не взяли. С тех пор и стоит она, ржавеет без хозяина.
«Чего тут ехать» — сказал дедушка и, взвалив на плечи небольшой рюкзак, из которого торчали удочки, отправился по тропинке.
Если бы мы тогда знали, что видим его в последний раз.
Если бы сердца наши почувствовали беду.
Но нет... Несчастье подкралось тихо.
Спустя всего два часа прибежал к дому запыхавшийся Гриня. Он звал бабушку, кричал что-то соседу.
Спустя минуту выскочил дядя Семен, живущий в соседнем доме.
Я тогда не могла ничего понять.
Мне казалось, что все обойдется. Что дед просто отошел чуть дальше, а Гриня не дозвался его.
Нет. Не обошлось!
Охала и рыдала бабуля, скорчившись на крылечке. Заныло и у меня в груди. Слишком поздно несчастье мы учуяли. Деда привезли уже мертвого. Утонул. Никто не понимал, как так получилось, что опытный рыбак мог запутаться в собственных сетях, да еще и на небольшой глубине. Так нелепо все это выглядело. Нелепо и очень страшно.
Но, так бывает... Это все, что я услышала тогда от соседа.
Так бывает...
К вечеру приехала скорая помощь, потом еще какая-то машина. Мы с бабушкой, осиротевшие и абсолютно разбитые горем, сидели на крылечке и только наблюдали, как крутятся во дворе соседи. Мама Грини прибежала с работы, закрыв пораньше магазинчик, в котором трудилась продавцом. Именно она взвалила на себя все хлопоты. Кому-то звонила. Встретила нашего участкового... Нас не тревожила и другим не давала.
Так словно в тумане горя и душевной боли прошли несколько дней.
Очнулась я, только услышав, как по крышке гроба стучит брошенная горсть земли...
— Катерина, — из тяжелых воспоминаний меня выдернул громкий голос бабушки. — Ты что там кота поймать не можешь? Сосед заходил. Говорит, Гриня звонил ему, он уже выехал, но немного задержится. Выходи уже, нечего там слоняться.
— Иду, бабушка, — отозвалась я. — Фотографии нашла наши, чуть не забыли их.
Подхватив все добро, я нехотя поплелась на улицу.
В переноске недовольно мяукнул Кузя.
— Погоди, — шепнула я ему, — еще кое-что забыли.
Поставив переноску на деревянном полу крыльца, засунула портрет в свою сумку, и, оставив альбом, под непонимающим взглядом бабули пошла в сторону сарая.
Да, там осталось кое-что дорогое моему сердцу.
Дверь жигуленка поддалась не сразу, но я все же справилась. Забравшись в грязный салон, сняла с лобового зеркала подвеску. Выточенную дедом фигурку охотника с копьем и топориком, весящим на поясе. Дерево побелело от времени, кое-где немного потрескалось, но это была память. И оставить здесь подвеску я не смогла.