Рыба-Молот дернул кадыком и приоткрыл ближний к старухе глаз.

Старухе, как же!..

Это была совсем не старуха. И уж тем более не медведь-шатун. Это была девушка. Вроде бы – совершенно обычная, если не брать в расчет некоторую смуглость кожи и цвет волос, подпадающий под расхожее определение «вороново крыло». Все это указывало на восточные корни незнакомки, возможно, даже пошедшие в рост где-то поблизости от исторической родины Рыбы-Молота. «Поблизости» означало не конкретное географическое место типа Шахрисабза или Ташкента, скорее – нечто эфемерное. Существующее в виде старинного рукописного текста. В виде средневековой миниатюры. В виде предания, легенды, передающейся из уст в уста; обычно такие легенды сопровождаются нежными звуками дутара и зурны и начинаются словами: «Ни на небе, ни на земле, а где – нам неведомо, жила-была прекраснейшая пери…»

– Полегчало? – спросила пери своим богатым (на миллиард долларов) голосом.

Вместо ответа Рыба-Молот неожиданно икнул.

– Господи! Бывают же… – продолжать она не стала, но посыл был ясен и без того: «Бывают же такие мудаки, которые одним своим присутствием способны испортить любой пейзаж, исказить до неприличия светлую картину мира». Рыба-Молот набрал в легкие побольше воздуха, чтобы опровергнуть дискредитирующий его посыл, но вместо этого снова икнул. А потом – еще и еще. Лавина икоты накрыла его с головой – и спасателей или хотя бы сенбернара с флягой согревающей жидкости ждать не приходилось. Так он и погибнет, несчастный Саша Бархатов, и это будет вторая по бесславности гибель (первая принадлежала мл. сержанту Чудинову из армейской юности Рыбы – тот по пьяни утонул в выгребной яме).

Пери, видимо, решила взять на себя функции душки-сенбернара и нажала кнопку вызова стюардессы. Змея-гестаповка появилась секунд через пятнадцать – она и не отползала далеко, и никому ее помощь особо не требовалась.

– Очухался? – спросила змея у пери, а вовсе не у Рыбы-Молота.

– Вроде того…

– Мне бы водички, – выдавил из себя Рыба.

«Смолы тебе горячей, а не водички», – читалось в немигающих глазах змеи. Но она сдержалась и спросила только:

– С газом или без?

– Если можно – без газа… – У Рыбы мелькнула мысль попросить бумажный пакет для непредвиденных реакций организма, но он воздержался от просьбы.

Принесенная змеей вода лишь ненадолго облегчила страдания Рыбы-Молота – спустя пару минут он снова начал икать.

– Поездом нужно ездить. Или вообще дома сидеть… А не гадить другим людям полет, – подвела черту пери и уткнулась в журнал.

Пока Рыба соображал, как бы подостойнее ответить на замечание, в недрах его куртки зазвонил мобильник.

Удивительным и совершенно невероятным было не то, что он сработал на высоте десяти тысяч метров над землей, куда, как известно, вход сотовым операторам заказан. Удивительным и совершенно невероятным был сам рингтон.

Тут следует отступить от повествования и рассказать об этом самом рингтоне и о том, какую роль он сыграл в судьбе Рыбы-Молота. Или (сложись жизненные обстоятельства по-другому) мог бы сыграть. Сразу оговоримся – ничего сверхвыдающегося в этой музыкальной заставке не было. Так, припев попсовой песенки, скачанный в свое время Рыбой на одном из бесплатных МР3-порталов. Песенку исполняла певица по фамилии Милович, гораздо менее раскрученная, чем даже певица Ёлка. По ящику Милович крутили не часто, а если крутили – то глубокой ночью, когда Рыба, как и подавляющее большинство населения, спал сном праведника. Но однажды, незадолго до мартовского равноденствия, ему вдруг выдалась бессонная ночь. Бессонницей Рыба не страдал никогда – и потому взволновался: должны же быть какие-то к ней предпосылки и объективные/субъективные причины! Между тем причин и предпосылок не было. Уже потом Агапит объяснил ему, что именно на эту ночь пришелся так называемый