«Лесоповал» вовсе не был любимой группой Рыбы-Молота, до последнего времени ею числилась забойная команда техно-весельчаков «Depeche Mode». Вдаваться в детали Рыба не стал, вдруг Рахиль Исааковна относится к дѐпешам еще хуже, чем к приснопамятному «Лесоповалу»? Но Рахиль и сама оставила скользкую музыкальную тему и переключилась на шрам.

– Полостная операция? – со знанием дела спросила она.

– Э-э…

– Погоди, соображу. Аппендицит, да? Резали из рук вон, наверняка в ауле каком-нибудь. Или в кишлаке. На станции Кукуевка.

– Почему же на станции?.. В Шахрисабзе. Это, между прочим, город, а не станция. И не кишлак.

– Ну, хрен редьки не слаще. Видела я твой Шахрисабз на картах Гугл, там даже улицы не просматриваются… Дыра дырой! И не спорь со мной, пупочка!

Рыба и не собирался спорить, хотя родной Шахрисабз сиял сквозь туман времен тысячью огнями сказочной восточной ночи; переливался шелком и атласом, оглашался павлиньим криком и нежными утренними воплями молочниц: «Маа-лё-ко-оо! Маа-лё-ко-оо!» Но развивать эту тему означало бы подвергнуться очередному граду насмешек со стороны жены. В умении сбить пафос, удавить в зародыше любой романтический порыв и – в конечном итоге – вывернуть все наизнанку Рахиль Исааковна была точной копией Кошкиной.

Каким образом к причалу нежнейшего, не лишенного сентиментальности Рыбы-Молота швартовались одни лишь циничные дамочки, так и осталось загадкой. Противоположности притягиваются, не иначе.

…Стоило Рыбе вспомнить о том, что дурацкий отросток слепой кишки давным-давно покинул его тело, как боль и резь в животе сразу же прошли. Следом за ними исчезли неприятные ощущения в груди и в паху – он снова был здоров. И относительно бодр. Относительно – потому что пожелание Рахили Исааковны «гореть тебе в аду» оптимизма не прибавляло. Особенно в свете предстоящей поездки в Салехард. Вернее, полета…

Летать Рыба-Молот боялся всегда.

Боялся до тошноты, поэтому (подстраховки ради) всегда выпрашивал у бортпроводниц дополнительные бумажные пакеты. В разное время он летал с Библией, Кораном, Торой и Бхагавад-гитой; с водкой и коньяком; с кубиком Рубика и детским тетрисом; с бессменной дзэн-чайкой по имени Джонатан Ливингстон, главное преимущество которой состояло в наличии крыльев. В зависимости от времени полета Рыба впадал то в ступор, то в легкий анабиоз, то в тяжелый неадекват. Взять его тепленьким не составляло труда: дарственная на квартиру – пожалуйста! заявление о вступлении в ряды анархо-синдикалистов, а также КПРФ, РНБП и партии любителей пива – да ради бога! подпись под воззванием в защиту американских индейцев и пигмеев Руанды – базара нет! заключение контракта на передачу тела для медицинских исследований – говно вопрос, берите все органы, за исключением вырезанного аппендикса!.. Хорошо еще, что соседями Рыбы оказывались сплошь приличные люди, а не какие-нибудь прощелыги, ловкачи и аферисты.

На приличных людей Рыба-Молот надеялся и в этот раз, но больше – на приличное техническое состояние самолетного парка. От него одного зависело, доберется ли Рыба до пункта назначения или…

гореть тебе в аду, кобелина!..

В «Пулково» его привез Агапит. Уже в районе метро «Фрунзенская» Рыба-Молот стал выказывать признаки беспокойства. Беспокойство усиливалось и на момент выезда из города приобрело характер полномасштабной паники.