Нельзя являться без предупреждения и топтать грязными сапогами мою чистенькую кухню!

- Анфиса, милая, когда ты стала пользоваться моим мужем, то вероятно решила, что все остальное в квартире тоже принадлежит тебе, но это не так. Пожалуйста, выйди, я тебя не приглашала.

- Что? – Она удивленно оглянулась назад. – Ян, ты чего? Мы с тобой будто на разных языках говорим.

- Разумеется, я ведь не говорю на языке шлюх, в университете только английский преподавали.

Подруга досадливо поморщилась, но не сдвинулась с места, и я сама пошла ей навстречу, чтобы под локоть вывести из комнаты обратно в тамбур. Но вдруг за нашими спинами раздался пронзительный крик дочери:

- Моя Фиса приехала! – Свекровь видимо решила забрать из сада и Варю тоже. Все происходящее стало напоминать водевиль, не имеющий ничего общего с реальной жизнью.

Я видела, как дернулась навстречу моей девочки Анфиса, но замерла и посмотрела на меня, будто бы спрашивала разрешения обнять дочь. Одним кивком головы я показала, делать это нельзя. И та нехотя подчинилась.

Клара Гавриловна принялась нарочито медленно снимать с Вари ботинки и верхнюю одежду. По сжатым в тонкую линию губам стало понятно, она тоже не жаловала нашу новую гостью. Варя же наоборот - подпрыгивала от нетерпения, бросая радостные взгляды на Анфису, подругу она любила как вторую маму. Та всегда отвечала взаимностью. За одну секунду и без того непростая ситуация усложнилась в несколько сот раз, потому что перестала быть личной бедой двух женщин, не поделивших одного мужчину. Теперь в этом треугольники появились дети. Мои дети.

Я вздрогнула, почувствовав как ладонь обхватила маленькая, но твердая рука сына и с удивлением посмотрела на мальчика. Тот, не раздеваясь, подошел и встал впереди, будто прикрывал меня от врага. Напряженный взгляд буравил бывшую подругу так осознанно, что по спине пробежал холодок: неужели знает? Нет, невозможно. Я никогда не плакала при нем, не рассказывала, старалась скрыть боль, наполнявшую меня до краев, как каша горшок. Тот самый, который «горшочек не вари».

Но семилетние мальчики бывают очень проницательными. Твердая линия подбородка заострилась еще сильнее, когда сын произнес:

- Мама, я хочу есть. И рассказать тебе кое-что, только наедине, - я удивилась от того, как по-новому звучал пока еще тонкий голос сына. Но в не по возрасту жестком тоне слышались срывающиеся слезы. Бросив обеспокоенный взгляд на Мишу, заметила неестественно блестящие глаза. Кажется, он сдерживался изо всех сил, чтобы не заплакать.

- Анфиса, тебе пора, - тут же отозвалась я.

- Но…

- Без «но», тебе пора, - и, повернувшись к Мише, продолжила, игнорируя присутствие постороннего: - Как день прошел? Окружающий проверяли? А с кем играл на перемене? Тебя никто не обижал? А ты никого не обижал?

Снова послышался стук набоек по плитке, но в этот раз шаги удалялись. Подруга остановилась на пороге, когда дочь повторно крикнула ее имя и потянула вверх ручки, но Клара Гавриловна как опытный переговорщик, отвлекла юную террористку звенящими ключами.

Раздался щелчок входной двери, свидетельствующий, что незваная гостья ушла. Мы остались в квартире одни, и можно наконец спокойно дышать. Вот только больше не дышалось.

Свекровь прошла в кухню, достала со стола чистую тарелку зачем-то намылила ее моющим средством. Она остервенело терла посуду, будто не видела, что делает. Я следила за мельтешением рук как за релаксирующим видео: в образовавшемся пенном шаре то и дело мелькали белые пальцы.

- Мам, - протянул сын, возвращая меня обратно в реальность. Я вздрогнула, и только теперь смогла выдохнуть.