Казаки уже готовы были выполнить приказ, но тут Федор поднял руку, давая понять, что хочет что-то сказать.

– Выслушайте меня, есаул! Вы не ошиблись, я действительно Алексей Богданов, сбежавший из томской тюрьмы, так что мы с вами давно знакомы. Но эти господа тут ни при чем. Они не знают ни моего имени, ни моего прошлого. Просто пригласили меня сопровождать их, полагая, что я – купец Федор Ловатин. Иначе говоря, они не являются моими сообщниками и посему не могут быть привлечены к ответственности за проступок, которого не совершали.

– Это все? – с холодным спокойствием спросил есаул.

– Еще пару слов! Вынесенный мне приговор несправедлив. Я не участвовал ни в каком заговоре и не принадлежал к какому бы то ни было тайному обществу. Подлинная причина моего осуждения совсем иная. Я был усыновлен своим дядей, известным ученым, человеком незаурядного ума. И только затем, чтобы доставить ему новые муки, меня отправили на каторгу. Я имею в виду полковника Михайлова. А теперь, когда я снова на воле, попробуйте отнять ее у меня, и вы увидите, достоин ли я свободы!

Услышав имя полковника Михайлова, Жак и Жюльен подскочили к нартам и в следующий же миг встали по обе стороны от Алексея с карабинами в руках, нацеленными на перепуганных казаков. Шолем тоже направил ствол своего охотничьего ружья на несчастных солдат, готовых хоть сейчас ретироваться.

Но есаулу нельзя было отказать в храбрости. Он молниеносно выхватил из седельной кобуры револьвер, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Алексей, не дожидаясь, когда тот нажмет на курок, не вытащил вовремя из-под шубы такое же оружие и не разрядил его в голову лошади. Бедное животное, смертельно раненное, свалилось на спину и, придавив всадника, забилось на снегу.

Алексей подбежал к поверженному противнику, тщетно пытавшемуся выбраться из-под коня, схватил его железной хваткой за горло и, приставив дуло к виску, прохрипел:

– Сдавайтесь!

– Нет!

– Говорю вам: сдавайтесь! Не то я убью вас!

– Убивай! Вчера – ты просто каторжник, сегодня – убийца!

– Я защищаю то, что дороже жизни!.. Душа и совесть мои будут спокойны! Но я не могу бить лежачего. И поэтому просто обезоружу вас.

С этими словами Алексей забрал у есаула оружие. Солдаты, с ужасом смотревшие на происходящее, спешились под дулами карабинов и охотничьего ружья и без звука сдали винтовки, после чего Богданов приказал Шолему крепко связать всех пятерых и с помощью каюров отвести в чум.

Алексей схватил его железной хваткой за горло, приставив дуло к виску

Жюльен и Жак, потрясенные быстротой, с какой произошло разоружение казаков, положили на нарты карабины и затем подошли к молодому человеку, чтобы пожать ему руку.

– Поздравляем, Федор! – сказал Жюльен. – Или, вернее, Алексей, коль скоро уж ваше инкогнито раскрыто волею судьбы! Федор Ловатин спас нас от верной смерти, и мы этого никогда не забудем. Алексей же Богданов может рассчитывать на нашу благодарность вдвойне: если мы сумеем хоть чем-то помочь вам, то тем самым как бы возвратим часть нашего долга и полковнику Михайлову.

– Друзья мои! Дорогие вы мои! Теперь вам понятна причина моей скрытности: я не хотел делать вас своими сообщниками, – произнес взволнованно русский, тут же заключенный французами в объятия.

– Ну теперь-то уж все разрешилось само собой, не так ли? – заметил Жюльен. – Не было бы счастья, да несчастье помогло!

– Ну и что вы думаете обо всем этом?

– Только то, что есаул получил поделом. Ну и казаков вы славненько приструнили, – ответил Жак.

– И впрямь, – подхватил Жюльен, – у вас твердая рука, вы отлично владеете оружием.