Венчание Анастасии Романовны с царем Иваном Васильевичем состоялось 3 февраля 1547 года.
Посаженным отцом[2] назначили Юрия, брата Ивана Васильевича. Дружками[3] жениха стали Дмитрий Федорович Бельский и двоюродный брат Анастасии Иван Михайлович, дружками Анастасии – бояре Иван Иванович Пронский-Турунтай и Михаил Яковлевич Морозов.
Таинство совершил митрополит Московский и всея Руси Макарий. При этом он сказал: «Днесь таинством церкви соединены вы навеки, да вместе поклоняетесь Всевышнему и живете в добродетели, а добродетель ваша есть правда и милость. Государь, люби и чти свою супругу, а ты, христолюбивая царица, повинуйся ему. Как святый крест – глава церкви, так и муж – глава жены».
Казалось бы, живи да радуйся. Однако женитьба царя на неровне была очень плохо воспринята боярами. В частности, князь Семен Лобанов-Ростовский даже обвинил Ивана Васильевича в том, что «их всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых». Он так и сказал: «Ты, государь, нас ими теснишь, а теперь и того больше – у боярина своего дочь в жены взял… Рабу свою… И как нам теперь ей служить?»
Князь Лобанов-Ростовский был не единственным, кто именовал Анастасию «рабой». Для прямых потомков князя Рюрика, основателя государственности на Руси, она, конечно же, была худородна, и подобные речи постоянно звучали в ходе подготовки к царской свадьбе.
А.А. Бушков описывает это следующим образом: «Тут-то и началось… Анастасию “старые” бояре не то что не любили – буквально ненавидели. Точку зрения благородных господ в свое время выразил боярин Лобанов-Ростовский, который разошелся настолько, что украдкой встретился с литовским послом и начал ему плакаться […] Посол, “социально близкий”, потому что принадлежал к древнему роду, слушал с искренним сочувствием […] Ситуация была напряженнейшая».
Тем не менее сама свадьба была отпразднована с большой пышностью. И все с любопытством ждали, как поведет себя царь дальше. Прошла неделя, другая, и бояре перестали узнавать Ивана Васильевича. Прекратились жестокие забавы, не было слышно «срамных» песен, исчезли девки, наполнявшие терема дворца. Царь был приветлив и щедро помогал всем нуждающимся. Он даже выпустил из застенков многих заключенных.
Эту удивительную перемену все приписали воздействию молодой жены. В частности, Л.Е. Морозова и Б.Н. Морозов пишут: «С первых недель знакомства с Анастасией Иван не переставал ею восхищаться. Если при боярах царь позволял себе быть резким и грубым, нередко приходил в ярость, то при кроткой и нежной супруге он успокаивался и становился любящим и заботливым мужем. Жизнь его изменилась. Иван прекратил загулы и попойки с молодыми дворянами, больше стал думать о государственных делах и постепенно окружил себя умными и образованными людьми, часть из которых состояла в родстве с царицей».
М.П. Погодин расставляет акценты несколько иначе: «Добрая, кроткая жена Иоаннова, Анастасия Романова, и товарищ, ровесник его, Адашев, начали действовать совокупно с Сильвестром – и все при дворе и в государстве изменилось».
Об упомянутых Адашеве и Сильвестре еще будет сказано ниже, а пока же отметим, что Анастасия Романовна всеми силами старалась оказывать на царя благотворное влияние. Однако если ей это и удавалось, то, как показало будущее, лишь потому, что Ивану Васильевичу, скорее всего, просто нравился резкий контраст между его прежней бурной жизнью и тихим семейным счастьем.
А.А. Бушков в данном вопросе еще более категоричен: «О царице Анастасии нам известно крайне мало, но, учитывая исторические реалии, смело можно предположить, что она была не более чем, говоря на современный манер, домохозяйкой, чьи функции и права не поднимаются выше котлет и штопки носков. “Ангелом”, смирявшим гнев Грозного, она, однако, просто обязана была стать под пером романовских историографов – поскольку именно этот ее образ и работал на укрепление династии. Родственники – потомки любимейшей жены царя, единственной из всех его многочисленных супруг влиявшей на государственные дела, – это, согласитесь, нехилый имидж».