В состав Судебника 1497 г. вошли и новые, ранее неизвестные нормы. По подсчетам С. В. Юшкова, 40 статей, т. е. около трех пятых всего состава Судебника, не состоят ни в какой связи с дошедшими до нас памятниками. Они либо привлечены из ранее принятых и не сохранившихся законодательных актов Ивана III, либо сформулированы самими составителями Судебника и представляют собой новые нормы, неизвестные прежнему законодательству и судебной практике. Однако далеко не все статьи Судебника осуществлялись на практике, часть их оставалась программой, пожеланием, для реализации которой требовалось время. Именно поэтому Судебник 1497 г. составил впоследствии основу Царского Судебника 1550 г., а отдельные его положения и принципы получили развитие даже в более позднем законодательстве[351]. По мнению Ю. Г. Алексеева, Великокняжеский Судебник «не был ни собранием старых законов и обычаев… ни однозначным изъявлением воли великого князя… Специфика памятника – именно в сочетании старого с новым, традиции с регламентом, обычаев с указами великого князя»[352].

Структура Великокняжеского Судебника обусловлена задачей создания единого для всей Руси правового сборника[353]. Для ее выполнения требовалась сведение действующих норм права, содержащихся в различных правовых памятниках Московского государства и бывших самостоятельных княжеств, в единый общерусский сборник законов.

Соответственно, в данном случае в Судебнике 1497 г. систематизация законодательства составлялась с использованием приемов кодификации. Такой способ сведения законодательного материала в один акт требовал наличия достаточно высокого уровня юридической техники, позволяющий не только систематизировать действующие нормы права, но и создавать новые. Одновременно проводилось редактирование ряда положений, заимствованных из имеющихся источников права, а также объединение нескольких близких по содержанию норм в одно законодательное установление.

Составители Судебника предприняли попытку сгруппировать нормы права по предмету регулирования, хотя о распределении их по отраслям и институтам говорить не приходится. Это направление работы законодателей находит развитие в более поздних Судебниках, указных и уставных книгах различных приказов, уложениях и т. п. Отбор правовых норм составителями Судебника 1497 г. из других нормативных актов носил сугубо целенаправленный характер и был подчинен интересам укрепления государственной власти, усиления централизаторских тенденций в регулировании общественной жизни.

М. А. Дьяконов, давая оценку Судебнику 1497 г., отметил, что он «очень краток и беден содержанием даже по сравнению с Русской Правдой, не говоря уже о Псковской судной грамоте»[354]. Это вполне объяснимо, ибо составители Судебника отбирали из предшествующего законодательства и судебной практики только те нормы и узаконения, которые имели наибольшее значение для нужд централизующегося государства под единой властью великого князя Московского. Это были прежде всего нормы, регулирующие различные аспекты управления общественной жизнью, нормы уголовно-правового характера и правила отправления правосудия на всей территории страны.

Наличие в Судебнике 1497 г. определенной схемы расположения нормативного материала по сравнению с предшествовавшими нормативными актами впервые отметил М. Ф. Владимирский-Буданов, установив, что она обусловлена задачей организации единой судебной системы: 1-я часть – о суде центральном (ст. 1—36; внутри этой части уголовное право представлено ст. 9—14); 2-я часть – о суде местном (ст. 36–44; во 2-й части встречается много повторов норм 1-й части: ср. ст. 4, 5, 6 со ст. 38; ст. 8 со ст. 39; ст. 16 со ст. 40; ст. 18 со ст. 42; ст. 20 со ст. 43); 3-я часть – постановления, относящиеся к процессуальному и гражданскому праву (ст. 46–66; в этой части много заимствований из Псковской судной грамоты, которая, однако, относительно гражданского права стоит неизмеримо выше Судебника); 4-я часть – дополнительные процессуальные статьи 67 и 68