Эта информация касается отношений между отдельными племенами славян и вождями этих племен. Славянские племена объединялись, выдвигая одного общего вождя («монархия»), либо обходились без него («объединение»[295], в котором вожди племен равны). «Монарх», надо полагать, участвовал в улаживании межплеменных конфликтов[296]. Видимо, именно с этой, верхней ступени («монархии») началось проникновение власти вождей в область разрешения конфликтов на более низком уровне.

Узурпация (или добровольная передача) посреднических и судебных функций вождям требовала упрочнения их власти[297]. Некоторые данные позволяют прояснить отношение племен, союзов племен к своим вождям. Прежде всего, как было отмечено выше, вожди не участвовали во внутреннем управлении. Кроме того, у славян существовала устойчивая традиция избрания вождей, военных предводителей племени или союза племен[298].

Славяне могли от вождя и избавиться. По словам Псевдо-Кесария, «склавины» «живут в строптивости, своенравии, безначалии, сплошь и рядом убивая, [будь то] за совместной трапезой или в совместном путешествии своего предводителя и начальника»[299], т. е. военного предводителя, князя, так как убийство могло произойти во время путешествия (военного похода?). В убийстве, возможно, участвовала не только дружина[300], ведь в трапезе (вспомним хотя бы позднейшую братину – совместные пиры князя и народа в Древней Руси) и тем более в походах участвовали рядовые члены племени.

Таким образом, нет свидетельств того, что славянские князья в это время выполняли функции судей и вообще участвовали в разрешении конфликтов. Можно только предполагать: они играли роль посредников в конфликтах племен (или представителей племен), что имело целью сохранение прежде всего военно-политической целостности племенных союзов[301].

В VIII—IX вв. (когда формировался восточнославянский этнос) иерархия способов разрешения конфликтов, по-видимому, не претерпела значительных изменений. Основным субъектом права оставался семейный коллектив, разногласия внутри которого решались без внешнего вмешательства[302]. При конфликтах с внешним миром дело сначала пытались решить прямыми переговорами, лишь при их неудаче обращались к третейству, арбитражу или суду.

Появились общинные и надобщинные центры, где жила знать[303], не зря в сведениях X в. ее представителей называют старцами, старейшинами градскими[304]. Они руководили народом, с ними советовался князь по важнейшим вопросам управления[305]. В их ведении в основном было гражданское управление, в отличие от князей и дружины, занятых в военно-политической сфере. Они, видимо, выступали в качестве арбитров или судей, «знатоков права». Институт старейшин мог являться органом, санкционирующим правовые нормы.

Необходимость координации совместной деятельности племен, входящих в союз, способствовала распространению княжеской компетенции на межплеменные, а затем и на внутриплеменные взаимоотношения. Предводители союзов племен постепенно выходят за рамки военного руководства, в круг обязанностей предводителя союза союзов входят более сложные функции[306]. Князья IX—X вв. участвуют в контроле над сбором дани[307], в строительстве городов и укреплений[308], организации международной торговли, дипломатии[309] , в правовой[310] и религиозной[311] сферах.

Первая информация об участии князя в сфере социорегулирования относится к первой половине IX в. Ряд известий арабских авторов об «острове русов» содержит информацию об обычаях восточных славян в IX в.