Свой крайний консерватизм Победоносцев умел обосновывать глубоко и всесторонне. Лично хорошо знавший его С. Ю. Витте писал: «К.П. Победоносцев был последний могикан старых государственных воззрений… Победоносцев был редкий государственный человек по своему уму, по своей культуре и по своей личной незаинтересованности в благах мира сего… Несомненно, он был самый образованный и культурный русский государственный человек, с которым мне приходилось иметь дело» (Воспоминания. М., 1957. С. 442; 459).

Император Николай II далеко не так был предан Победоносцеву, как его отец. Советы старого обер-прокурора его заметно тяготили, и вскоре их переписка прервалась.

После опубликования Манифеста 17 октября 1905 г. Победоносцев не счел возможным продолжать исполнять свои обязанности обер-прокурора и сразу же подал в отставку, которая была принята Государем 19 октября. 10 марта 1907 г. К. П. Победоносцев умер от воспаления легких в Санкт-Петербурге и был похоронен, согласно его завещанию, у восточной алтарной стены Введенской церкви в Свято-Владимирской церковно-учительской женской школе.

К. П. Победоносцев. Сочинения. СПб., Наука, 1996.

Письма Победоносцева к Александру III с приложением писем к в. кн. Сергею Александровичу и Николаю II. Т. 1–2. М.: Центрархив, 1925–1926.

А. Б. Зубов. Политико-правовые воззрения К. П. Победоносцева и их интерпретация зарубежными исследователями русской мысли // Русская политическая мысль второй половины XIX века. М.: ИНИОН АН СССР, 1989.

В России в 1900 г. было 380 мужских и 170 женских православных монастырей, в которых жили около 15 тысяч монахов и послушников и 48 тысяч монахинь и послушниц. Три крупнейших монастыря – Троице-Сергиев под Москвой, Александро-Невский в Петербурге и Киево-Печерский именовались лаврами (так некоторые восточные монастыри именовались в древности от греч. laύra – улица, поселок).

Для подготовки духовенства к концу XIX в. действовали четыре духовные академии в Москве, Киеве, Петербурге и Казани, 58 семинарий, 183 уездных духовных училища для юношей и 49 епархиальных училищ для девушек.

Духовенство в России оставалось по сути кастовым. Очень редко выходец из недуховного сословия становился священником, епископом. Большинство учащихся духовных школ были детьми клириков. Они выбирали семинарское образование вовсе не потому, что хотели стать священнослужителями. Просто для них это была единственная возможность получить среднее образование, вне зависимости от желания принимать сан. Священниками становились не по призванию, а по происхождению. И это резко снижало духовный уровень священства и епископата.

Вопрос о подготовке церковных кадров был одним из самых насущных и требовал от властей серьезного внимания к системе духовного образования. Но у государства, стоявшего на принципе церковно-государственного союза, не хватало средств, чтобы обеспечить жизнь будущих пастырей Церкви. Средний («казенный») оклад приходского священника равнялся 300 рублям, диакона – 150 и псаломщика – 100 рублям в год. Источниками материального обеспечения духовенства служили добровольные даяния прихожан, сборы хлеба с деревенских прихожан, церковная земля. Почти 26 тысяч священно- и церковнослужителей окладов не получали. Материальная зависимость от паствы создавала для клириков ложное положение, когда представление о церкви как «лавочке для духовенства» получало развитие в простонародной массе и в среде антицерковно настроенной интеллигенции.

Весьма глубок был в Православной Церкви и разрыв между приходским духовенством и архиереями. Если большинство сельских батюшек перебивались в бедности, с трудом кормя и воспитывая, как правило, большую семью, митрополиты и епископы получали громадное содержание, которое вместе с доходами в пользу архиерея от епархии составляло от 30 до 50 тысяч рублей в год. Доход Киевского митрополита достигал 100 тысяч рублей. Утопали в сытости и довольстве некоторые монастыри. Даже профессура духовных академий, ученые с мировыми именами, такие как Болотов, Глубоковский, Катанский, были сущими бедняками в сравнении с епархиальными архиереями: их годовой оклад составлял – три тысячи рублей, а доцентов академий – 1200 рублей. «Таким образом, наши духовные профессора volens-nolens проходили обет нищеты… Профессора академий были обескровливаемы нищетой, не оставлявшею их, если они не устраивались как-нибудь иначе, до самой смерти; безденежье обрезывало у академий крылья для научного полёта», – констатировал протопресвитер Георгий Шавельский.