В этот день вследствие чрезмерного насилия одного человека были уничтожены крепкие цепи кредита, и консулам приказано было предложить народу, чтобы никто не содержался в колодках или оковах, кроме действительных преступников, пока они не подвергнутся наказанию, за долги же должно отвечать имущество должника, а не тело его. Таким образом, закабаленные были освобождены, и запрещено на будущее время брать должников в кабалу.

29. В том же году [325 г.], когда война с самнитами сама по себе, внезапное отпадение луканцев и то обстоятельство, что виновниками этого отпадения оказались тарентинцы, доставили много беспокойства отцам, к самнитам присоединились еще и вестины. Этот факт повсюду в городе служил в этом году предметом разговора: впрочем, он поднимался чаще в частных беседах, чем на каком-либо общественном собрании; но консулы следующего года, Луций Фурий Камилл (во второй раз) и Юний Брут Сцева, сочли этот факт самым важным и значительным, чтобы доложить о нем сенату. И хотя это дело не было для отцов новинкою, однако оно до такой степени озадачило их, что они столько же боялись принимать его на себя, сколько и оставлять его без внимания: с одной стороны, безнаказанность вестинов могла возбудить в соседних народах своеволие и гордость, а с другой – наказание войною могло вызвать страх вследствие близости войны и раздражение. И в самом деле, все эти народы – марсы, пелигны и марруцины – по своей храбрости нисколько не уступают самнитам, и всех их придется считать врагами, если напасть на вестинов.

Однако верх одержала та партия, которая в то время могла казаться не столько предусмотрительной, сколько отважной; но результат показал, что счастье помогает храбрым. С утверждения отцов народ приказал начать войну с вестинами. Ведение этой войны выпало по жребию на долю Брута, война же с самнитами досталась Камиллу. В ту и другую область римляне повели войска, и забота об охранении своих владений помешала неприятелям соединить военные силы. Впрочем, одного из консулов, Луция Фурия, на которого возложено было больше труда, судьба освободила от войны, так как он опасно заболел; получив приказание назначить для ведения войны диктатора, он выбрал знаменитейшего в то время полководца Луция Папирия Курсора, а этот последний избрал себе в начальники конницы Квинта Фабия Максима Руллиана; оба они прославились военными подвигами во время исправления своей должности, но стали еще знаменитее своими взаимными раздорами, которые дошли почти до открытой борьбы.

Другой консул вел разными способами войну в области вестинов и всегда имел одинаковый успех: он опустошил неприятельские поля, разорил и сжег их жилища и посевы и тем заставил их выйти против воли на поле битвы. Одним сражением он так ослабил силы вестинов, пролив, правда, много крови и в своем войске, что враги не только бросились обратно в лагерь, но, не полагаясь даже на валы и рвы, рассеялись по укрепленным городам в надежде на их положение и стены.

Наконец, консул приступил к взятию штурмом городов и, вследствие сильного желания воинов, а может быть, благодаря негодованию их за полученные раны, так как никто почти не вышел из битвы невредимым, взял при помощи лестниц сначала Кутину, а затем Цингилию. Добычу в обоих городах консул предоставил воинам, которых не могли остановить ни ворота, ни стены неприятелей.

30. В Самний выступили под неверными ауспициями. Впрочем, допущенная при совершении их ошибка обратилась не на исход войны, которая велась удачно, но проявилась в ярости и раздражении предводителей. Дело в том, что диктатор Папирий, отправляясь по увещанию пуллария