Валерий, промедлив несколько дней, чтобы испытать врага в легких стычках, дал сигнал к битве; в краткой речи он убеждал своих воинов не бояться новой войны и нового врага: чем дальше они будут подвигаться от города, тем более и более слабые племена[474] встретят они; доблесть самнитов не следует измерять поражениями сидицинов и кампанцев; какие бы люди ни сражались друг с другом, одна сторона непременно должна понести поражение. Что же касается кампанцев, то их, несомненно, скорее победила чрезмерная роскошь, вызванная изобилием во всем, и собственная изнеженность, чем сила врагов. Да и что значат две удачные войны, веденные самнитами за столько веков, в сравнении со столькими успехами римского народа, который считает чуть ли не больше триумфов, чем лет от основания города, который силою оружия укротил все окрестные племена: сабинян, Этрурию, латинов, герников, эквов, вольсков, аврунков; который, победив в стольких сражениях галлов, загнал их наконец в море и на корабли? Каждый, идя на бой, должен столько же надеяться на собственную военную славу и доблесть, сколько смотреть и на то, под чьим личным предводительством и главным начальством предстоит сражаться – под начальством ли такого человека, которого только следует слушать, так как он говорит блестящие речи, который храбр только на словах и не знает военного дела, или такого, который и сам умеет обращаться с оружием, выступать перед знамена и быть в самых опасных пунктах битвы. «Я хочу, воины, – говорил он, – чтобы вы следовали моим делам, а не словам, и искали у меня не только распоряжений, но и примера. Три консульства и величайшую славу я приобрел не при помощи партий и соглашений, обычных у знатных людей, а личной своей доблестью. Можно было некогда говорить: “Ты ведь – патриций, потомок освободителей отечества, род твой в том же году получил консульство, как наш город консула”; теперь же консульство одинаково доступно и нам, патрициям, и вам, плебеям, и является наградою не за происхождение, как прежде, а за доблесть. Поэтому, воины, обращайте ваши взоры на высшие отличия. Если люди по воле богов дали мне новое прозвание Корвин[475], то из-за этого не забыто старое прозвище нашего рода – Публикола; на войне и дома, в частной жизни, в малых и больших должностях, одинаково в звании трибуна и консула, беспрерывно во все, следовавшие одно за другим, консульства, я всегда забочусь и заботился о римских плебеях. Теперь в предстоящем нам подвиге с помощью богов добудьте вместе со мной небывалый и полный триумф над самнитами!»

33. Не было никогда вождя более близкого к воинам, который не тяготился исполнением обязанностей наравне с самыми последними воинами, который был так доступен во время военных игр, когда сверстники затевают состязания в ловкости и силе; с одинаковым выражением лица он побеждал и уступал победу и не презирал противника, кто бы он ни был; в действиях своих обнаруживая щедрость по мере средств, в речах столько же помня о чужой свободе, сколько о своем достоинстве, он исправлял свои должности в том же духе, с каким искал их, а это особенно приятно народу. Итак, все войско, с невероятною бодростью отвечая на увещание вождя, выступило из лагеря.

В этом сражении более, чем когда-либо, обе стороны сражались с одинаковой надеждой, с равными силами, с уверенностью в себе, но без пренебрежения к противнику. Самнитам прибавляли мужества недавние подвиги и двойная победа, последовавшая немного дней назад тому, римлянам же, наоборот, деяния четырех веков и победы, с самого основания города; но тех и других озабочивало незнакомство с врагом. Битва показала, каково было их настроение; ибо они сражались так, что долгое время строй не подавался ни в ту, ни в другую сторону. Тогда консул, считая необходимым навести на врага панику, так как его нельзя было прогнать силой, попытался произвести беспорядок среди первых знамен врагов, пустив на них всадников. Но, видя, что конные отряды напрасно с шумом толкутся на небольшом пространстве и не могут открыть доступа к врагу, он выехал к тем, которые стояли перед знаменами легионов, спрыгнул с коня и сказал: «Воины! Это дело наше, пехотинцев; смотрите же, как я буду прокладывать мечом путь всюду, где только натолкнусь на неприятельский строй, так и каждый из вас пусть убивает встречающихся на пути; и, произведя резню, вы увидите очищенным то место, где теперь сверкают вражеские копья!» Так сказал он, и всадники, по приказанию консула, быстро отступают на фланги и открывают легионам путь в центр вражеского строя. Прежде всех консул бросается на врага и убивает первого, с которым встретился. Воспламененные этим зрелищем, воины начинают страшное избиение направо и налево; но самниты упорно стояли, хотя больше получали ран, чем наносили их. И уже битва продолжалась довольно долго, около знамен самнитов было жестокое побоище, но нигде еще не было бегущих; до такой степени они твердо решились уступить победу лишь смерти.