Но кроме упомянутых каменных храмов, в городе Кремле не мало было храмов деревянных, о количестве которых мы узнаем из летописных известий о пожарах.

Как только Москва стала устраиваться твердым гнездом, так и начались пожары, происходившие и от несчастных случаев, и, вероятно, также и от злодейских поджогов. В течение 13 лет случилось четыре больших пожара, о чем, как бы с недоумением и намеком, отчего они могли происходить, заметил и летописец. Первый пожар случился 3 мая 1331 г., при чем летописец впервые наименовал: погорел город Кремник, Кремль. Второй пожар был в 1335 г. Третий – в 1337 г. июня 13, когда сгорело 18 церквей, а Новгородский летописец к этому присовокупляет, что тогда вся Москва погорела, после чего случился сильный дождь, так что все спрятанное в погребах или вынесенное на площадях, «все потопло что было где выношено от пожара».

Это свидетельство любопытно в том отношении, что, стало быть, Новгородцы были свои люди в Москве и заносили в свою летопись даже такие обстоятельства, о которых другие летописи совсем не упоминают. Второй пожар Москвы, случившийся в 1335 г., записан только в одной Новгородской летописи[50].

Четвертый большой пожар случился через два-три года после кончины Ивана Даниловича, при его сыне Симеоне, 31 мая 1343 г., когда также погорел весь город, одних церквей сгорело 28, по другим свидетельствам только 18.

Число церквей должно указывать и на численность городского населения, которое, кроме Великокняжеского двора, состояло главным образом из сословия дружины и богатых гостей-купцов, имевших как те, так и другие значительные достатки и потому строивших и на своих дворах особые домовые храмы. Один из таких храмов, как увидим, оставался в Кремле до последних годов XVIII ст., именно Воздвижение во дворе Головиных.

Что касается пожаров, то необходимо припомнить, что они бывали особенно часты в годы, когда политическая сила Москвы обнаруживала свое неуклонное возрастание, конечно, всегда сопровождаемое обидами и насилием для тех, кто не хотел идти по следам Московской политики, крепко державшей в своих руках идею государственного единения. Очень заметно, что пожары, это периодическое выжигание Москвы, совершались в известных случаях из ненависти и мести.

У оскорбленных и обездоленных людей, каких не мало могло явиться при первом усилении Москвы, пожар был единственным самым удобным средством нанести обидчику и насильнику желанное возмездие. Вот почему периодические пожары при первоначальном устройстве города Москвы в княжение Ивана Калиты, а потом в государствование Ивана Третьего, когда происходило еще более сильное и более богатое переустройство города, ряды таких пожаров невольно останавливают внимание исследователя и заставляют отыскивать, раскрывать их причины в тех обидах, какими особенно было богато время Ивана Третьего. Горела Москва и от воли Божией, и от воли обиженных ею людей и по правде, и по неправде.

Заботливо устраивая свой родной город и утвердив в нем каменными храмами вековечные места и доныне существующих главнейших зданий Кремля, Иван Калита года за два, по другим свидетельствам за 4 месяца, до своей кончины, 25 ноября 1339 г., заложил град Москву дубовый, который был срублен тою зимою и окончен великим постом 1340 г., когда 31 марта последовала и кончина строителя[51].

Поздние летописцы к этому присовокупляют: «Такоже и посады в ней (в Москве) украсив и слободы, и всем утверди»[52].

При постройке Нового дворца и его отдельных апартаментов со стороны речки Неглинной были найдены остатки упомянутых дубовых стен, состоявшие из больших дубовых дерев, толщиною в отрубе почти в аршин, наполовину уже истлевших и лежавших в земле на протяжении более семи сажень (22 арш.) и в расстоянии от стены Кремля на три слишком сажени