Я получила письмо от Джона Патерсона. Он отправил его полгода назад. Прежде, чем умер Сильванус, прежде, чем Дэвид и Дэниел ушли на войну. Прежде. Прежде. Но оно пришло в день моего рождения, которого я ждала на протяжении стольких лет и который теперь оплакивала, и я увидела в этом знамение судьбы.

Джона Патерсона произвели в бригадные генералы. На сургучной печати значились его имя и звание, под которыми стояло: «Ньюбургский лагерь». Он получил мое письмо о декларации, хотя теперь казалось, что с тех пор, как я его написала, прошла целая жизнь. Интересно, сколько месяцев оно скиталось по извилистым путям ненадежной, едва работавшей почтовой системы, прежде чем достичь адресата. Мы получили письмо от Нэта – единственное, которое до нас добралось, – уже после того, как он погиб. Из-за понесенных утрат обычная для меня жажда общения угасла, но едва я взялась читать письмо, как страсть снова разгорелась в груди.

Элизабет говорила, что Джона отправили в Канаду с четырьмя войсковыми бригадами, а потом, когда кампанию решили не проводить, отозвали обратно. Его полк сильно пострадал от болезней и других бед: из шестисот человек, с которыми он покинул Нью-Йорк, выжила лишь половина. Они соединились с генералом Ли, когда британцы захватили форт Вашингтон, а самого Ли взяли в плен и позднее признали предателем. У Джона Патерсона были все основания для уныния, но в его письме я не нашла ни слова сожаления.

23 июня 1777 года

Дорогая мисс Самсон!

Мы сражаемся не за того, у кого есть все и кто жаждет большего, но за того, у кого ничего нет. Нигде на земле ни мужчина, ни женщина, рожденные в определенных обстоятельствах, не могут надеяться на то, чтобы раз и навсегда вырваться из этих обстоятельств. Наши судьбы предопределены с того момента, когда мы поселяемся в чреве матери, с момента, когда делаем первый вдох. Но все же, возможно, здесь, в нашей стране, мы сумеем это изменить.

Наши жизни так коротки. Почти ничто из того, что делаем мы с вами, не повлияет ни на наше поколение, ни на следующее. Ваши предки – происхождение у вас самое завидное – сошли на этот континент более полутора сотен лет назад. Мы никогда не узнаем, чего им стоило пересечь океан ради воплощения мечты, – но теперь мы живем здесь.

Какой будет жизнь спустя сто пятьдесят лет? Полагаю, потомки станут воспринимать наши поступки как нечто само собой разумеющееся – так же, как мы сейчас воспринимаем деяния предков. Тогда, спустя столько лет, никто не будет помнить о Джоне Патерсоне. Даже дети моих детей не будут по-настоящему знать ни обо мне, ни о моих устремлениях, но с Божьей помощью они пожнут плоды моих усилий.

Многие думают, ради чего все это. Я думаю, ради чего все это. И все же истина – вековая истина – заключается в том, что мы трудимся не ради себя самих. Мы строим не свои жизни, но жизни грядущих поколений. Америка станет маяком для мира – я верю в это всем сердцем, – но, чтобы зажечь этот маяк, нам придется многим пожертвовать.

Вам нужно побывать в Леноксе, в доме Патерсонов. Элизабет будет рада. Она считает вас младшей сестрой. Ленокс – совсем не Париж, но, если вам нужен новый горизонт, наш дом всегда открыт для вас. Поблизости живут моя мать и две сестры – дорогая сестра Рут умерла в январе, – и для меня большим утешением служит то, что все они рядом и поддерживают друг друга. Сам я не знаю, когда вернусь. Я едва ли понимаю, во что ввязался, и молюсь лишь о том, чтобы у меня достало сил довести начатое до конца.

Бригадный генерал Джон Патерсон