на практике не привела к торжеству внутренней дисциплины личности, но обернулась психологическим разрывом между мирянами и монахами. Как справедливо отмечал крупнейший политический деятель и исследователь русской культуры рубежа XIX–XX вв. П.Н. Милюков: «Для мира, для жизни, для действительности этот аскетический идеал был слишком высок и чужд. Для аскетического идеала мир в свою очередь был слишком греховен и опасен». Монах – «совершенный христианин» стремился уединиться от мира, а мир плохо понимал его.[109]

К XIX в. в православной церковной мысли оформились две тенденции, восходящие к «нестяжателям» и «иосифлянам», но значительно видоизмененные. Для первой было характерно сосредоточение на внутреннем состоянии души при полном равнодушии к социальному переустройству общества, для второй – приспособление к новым буржуазным условиям.

Эти тенденции сказались в церковном проповедничестве, которое в эту эпоху приобрело большой размах. Одни проповедники, как, например, арх. Дмитрий (Муретов), убеждали, что «бедность и убожество – с верой и благочестием, с терпением и покорностью воле Божией – не нищета, а приобретение, не наказание, а знамение любви Божией».[110] Другие, подобно архим. Амвросию (Ключареву), призывали к профессиональному совершенствованию и говорили о том, что с увеличением количества зажиточных тружеников должно подняться и общее благосостояние России, если, конечно, собственность будет использована не в эгоистических целях, но для общего блага и преодоления «пауперизма».

С этим направлением смыкалась религиозная философия «серебряного века», вдохновленная идеями Вл. Соловьева, по словам которого «важно, с нравственной точки зрения, чтобы все наши ближние были избавлены от нищеты, но это совсем не значит, что они должны быть одинаково богаты».[111] Вместе с тем русские религиозные философы не были единодушны в оценке собственности. Так, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Н.О. Лосский, С.Л. Франк, П.И. Новгородцев, Л.П. Карсавин, Б.П. Вышеславцев и многие другие связывали принцип частной собственности с личностью, считая ее необходимой для реализации человеческой свободы. Более того, «одухотворенные» человеческой любовью и заботой вещи, передаваемые по наследству, они считали своего рода продолжением человеческой личности. Социальное совершенствование, по их мысли, неразрывно связано с признанием человеческой личности безусловной ценностью, и ни один человек не может рассматриваться как средство для достижения чего бы то ни было (например, для производства материальных благ). Особую позицию занимали В.Ф. Эрн и В.П. Свенцицкий, апеллируя к буквальному пониманию евангельских текстов. Ими делался вывод о несовместимости частной собственности с христианством. Идеал полагался в воссоздании раннехристианских общин с обобществлением имущества.

Советская эпоха нанесла религиозной жизни и православному богословию непоправимый ущерб. Лишь спустя семь десятилетий открылись возможности для его возрождения. В принятом в 2000 г. Архиерейским Собором документе «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» была изложена церковная точка зрения по ряду важнейших социальных вопросов, в том числе касающихся бедности и богатства – главы «Труд и его плоды» и «Собственность».

Признавая, что «совершенствование орудий способствует улучшению материальных условий жизни», авторы документа обращают особое внимание на то, что «обольщения достижениями цивилизации удаляет людей от Творца» (гл. VI, 3). Из дальнейшего контекста следует, что цивилизационное развитие находится в руках противобожеских сил, т. е. антихриста.