Саша замер.

– Я не должен менять свою прическу, потому что она нравится тебе и потому что она делает меня похожим на мать? – Он вытащил из кармана резинку. – К слову, спасибо, что напомнил…

Дирк перехватил его руку.

– Не стоит завязывать их в хвост. Я же сказал: мне нравится, когда они распущены.

Отчего-то Сашу передернуло.

– Я ученый и монарх, а не манекенщик, – процедил он сквозь зубы, освобождаясь от хватки и принимаясь завязывать хвост. – Я работаю на тебя, а не наряжаюсь, чтобы радовать твой взор. И я буду делать со своей внешностью все, что заблагорассудится, ясно?

Говоря это уверенным тоном, Саша, тем не менее, не чувствовал себя таковым. Скорее, растерянным и обеспокоенным жестами Дирка, наводящими на дурные мысли. Ему совсем не нравились сравнения с покойной матерью. Словно в нем постоянно искали ее. Зачем – Саша боялся даже задумываться.

Дирк ничего не ответил, лишь изобразил улыбку, не сулившую ничего хорошего.

Они остановились у кабинета. Дирк дважды постучал.

– Войдите, – послышался звучный голос.

Дирк открыл дверь. Как и в коридоре, в кабинете было мрачно. Мебель сливалась с темно-коричневыми обоями с орнаментом, и высокий пожилой мужчина за столом напротив дверей в таком же темно-коричневом костюме не сразу вырисовывался. Он сидел неподвижно со сложенными в замок руками на столе. Ярко-голубые глаза в ореоле морщинистых покрасневших век пристально смотрели в сторону гостей, закрывающих за собой дверь. Взглядом он указал им на кресла в паре метров от стола.

Саша полагал, что Гедалия очень стар, но на вид ему нельзя было дать больше семидесяти. На запястье левой руки поблескивали часы, из уложенных набок седых волос не выбивалась ни одна волосинка. Толика презрения и самовлюбленности, казалось, была неотделима от его взгляда с прищуром. Едва различимые тонкие губы разомкнулись, и он спросил с хрипотцой:

– Ты забрал компанию Айзека?

– В процессе переговоров.

– Какие здесь могут быть переговоры? – чуть повысил он голос, но на лице не дрогнул ни один мускул. – Ты слишком долго с ним возишься.

– Даю слово, отец, еще пара встреч, и вся компания перейдет к нам.

– Что, казино не помогло? – вклинился Саша.

– Ты уже не так убедителен, раз по три месяца можешь мусолить одно и то же, – продолжал напирать Гедалия. – Теряешь хватку. Тебе напомнить, как лучше всего проводить быстрые переговоры?

– Ты о…

– Находишь человека, который надругается над его дочерью у него на глазах, и уже через минуту компания со всеми акциями твоя.

Дирк закивал. С его лица не сходила маска терпеливого сына, но напряженные уголки рта выдавали его протест.

– Но, отец, – отвечал он обходительным тоном, – его дочери всего одиннадцать. И это не мои методы.

– О, белоручка, – морщинистое лицо содрогнулось в улыбке, – весь в свою шлюху-мать. Она тоже не любила пачкать руки, а может, дала бы мне в свое время пару затрещин, была бы сейчас жива. Я люблю людей, сильных духом.

Саша не переставал поражаться услышанному. Он заметил, как у Дирка дернулся глаз.

– Да, отец, – продолжал тот с улыбкой. – Для тебя шлюха – всякая женщина, посмевшая пробудить твое негодование. Я помню, не стоит об этом напоминать.

– Ну не мужчина же. Они больше по твоей извращенской части. Но мы отошли от темы разговора. Я жду еще неделю. Если не удастся забрать компанию по-хорошему, то заберем по-плохому. Ты знаешь меня. Я не люблю брать свои слова назад.

– Постараюсь, отец.

– А теперь ты, – Гедалия обратил на Сашу бесстрастный, почти равнодушный взор. – Так похож на свою мать, что даже стыдно. Даже рост взял от нее. Он точно парень, Дирк?