Вместе с видео Николаю переслали и все комментарии, оставленные под роликом, когда он был общедоступным – просто на всякий случай. Ничего особо ценного профайлер там не нашел, в основном предсказуемые обвинения в адрес либо «рехнувшейся бабки», либо «системы, которая довела до такого бедную женщину».

Но сумасшедшей Екатерина То́карева точно не была. Она использовала достаточно зажигательной смеси, чтобы быстро вспыхнула одежда, но при этом разместила эту смесь подальше от шеи и рук, к тому же открытую кожу она смазала средством, защищающим от жара, насколько это возможно в такой ситуации. Нет, жить она точно хотела… Место, в котором она все проделала, тоже указывало на продуманность действий: она довела вероятность того, что ей помогут, до максимума. Ее целью было не погибнуть, а рассказать свою историю. Екатерина знала, что никто не сделает это лучше, чем она сама. Если бы она погибла, ей просто приписали бы какие-то мотивы и забыли о случившемся. Но она, жертвуя свободой и здоровьем, добивалась правды.

Что, впрочем, все равно не означало, что ее правда – это истина. Она могла искренне обманываться, она пережила огромное горе: меньше чем за два года она потеряла любимых дочерей и мужа, с которым прожила большую часть жизнь. Екатерина вдруг осталась совершенно одна, это многих бы сломило!

В таких ситуациях люди нередко ищут причины трагедии там, где их нет. Потому что если есть виноватый – есть и потребность в мести, а значит, есть вполне достойная причина жить дальше.

Екатерина и жила этой борьбой. Она не просто догадывалась о том, кто виновен в смерти ее близких, она называла вполне конкретные имена. Вот только доказательств у нее не было, а среди обвиняемых оказались и полицейские, поэтому воспринимать немолодую женщину всерьез никто не собирался. Ей тут же наставили уйму диагнозов, от паранойи до старческого слабоумия, приписали к числу городских сумасшедших, там и оставили бы, если бы не ее «огненное шоу».

Аргументов в пользу помешательства было примерно столько же, сколько в пользу отчаяния матери, похоронившей своих детей. Тот случай, когда чаши весов застыли в идеальном равновесии… Почти идеальном. Один факт все изменил.

Это дело Николаю поручило руководство МВД. И отказываться он не стал вовсе не потому, что услуга, оказанная таким людям, порой превосходит любой гонорар. Нет, профайлер был искренне заинтригован. Он прекрасно знал: там работают вовсе не те самые бездушные коррупционеры, которых любят показывать в кино, а обычные люди, преданные своему делу. Им важно знать, правду Токарева сказала или нет, важно убрать из своих рядов тех, кто сотворил такое, они осознавали, что слепая профессиональная солидарность до добра не доводит.

При этом Николай стал их единственной надеждой. Преступление, в котором Екатерина обвиняла сотрудников полиции, произошло давно, улики, если они и были, уничтожены, документы оформлены как надо. Те самые полицейские, на которых указала Токарева, вполне предсказуемо заявили о ее помешательстве. Получается, ее слово против их слова… Именно Николаю предстояло выяснить, за каким из слов скрывается ложь.

Он до последнего не был уверен, что возьмется за это дело, а теперь чувствовал: надо. Он не просто так снова и снова просматривал запись того, что сделала Екатерина. Ему дали видео лучшего качества, то, на котором кадр можно приблизить, рассмотреть лицо женщины, взгляд… Николай не видел никаких признаков помутнения рассудка. Екатерина прекрасно понимала, что она делает и зачем. Было ли ей страшно? Разумеется, тут здоровый разум играл против нее, подсказывая, какая боль ее ожидает. Но у нее была достаточная причина, чтобы довести дело до конца.