К кому в первую очередь ехала Саша? К Насте, два раза бравшей ее в цирк на Воробьевых горах? К Вале, знакомому с художницей Ниной? Или к любимому Артему, который ни с кем не был знаком и никуда ее еще не брал, но которого она очень любила и в три года решила выйти за него замуж? Артем сильно смеялся, узнав о таком наполеоновском плане, и пообещал к тому моменту, как подойдет срок жениться, купить Сашке красивое голубое платье и бусики. Сашка была от обещанного без ума и по-детски ревниво следила за братом – чтобы тот во что бы то ни стало все сделал, как обещал. Да, Сашка приехала к Артему, и, когда он, доев капусту и додумав последнюю на сегодняшний день мысль, прокрался в большую комнату, она не спала. Только делала вид.

Артем аккуратно разобрал постель, скатал плед, стянул с себя футболку, брюки и носки и нырнул под простыню. Ночи стояли теплые, и плотно укрываться не хотелось. Он заложил руки за голову и стал смотреть в расшторенное окно, за которым над просторами Тимирязевского леса высилось летнее небо. В городе почти не видно звезд, и поэтому их приходится придумывать. В детстве Артем и Валя увлекались астрономией, и поэтому придумывать звезды для них не составляло большого труда. Он придумывал их название и местоположение, видимую величину, тип, примерное расстояние до земли. Сегодня на очереди была звезда Нипур. Придумано было только название. Артем прислушивался к Сашиному дыханию – во сне она посапывала и иногда постанывала. Тогда нужно было подойти и поправить ей подушку. Пока она спала спокойно. Мысль все время соскальзывала с Нипура и устремлялась в какие-то совсем иные дали: то ему казалось, он снова на море, в Зеленоградске, как год тому назад – ныряет за перламутровой ракушкой; то вот он видит себя совсем маленьким – они с Валей лежат в двухместной прогулочной коляске, а мама, склонившись, рассказывает им сказку про двух мальчиков, заблудившихся в лесу; то вдруг ему десять лет – он играет в только что подаренных оловянных солдатиков, а напротив сидит девочка, которая ему почему-то очень нравится. Он с упоением вспоминает свое детское чувство, и на сердце становится легко, точно сам изобрел эту теплую защиту от мира. И он думает, есть ли у его сестры знакомый мальчик, вот такой же впервые в жизни влюбленный? И расскажет ли она ему о нем или предпочтет хранить секрет? И есть ли вообще у этой маленькой девочки секреты от него?

А потом Артем улетает куда-то – в пропасть из красно-зеленых пульсирующих пятен. Ему и страшно и весело, и все… все в голове смешалось…

Евграф Соломонович спал этой ночью плохо. Сначала он никак не мог устроить себе подушку – вкапывался в нее плечом, сверлил мягкую поверхность ухом, даже мял ее кулаком. Ничего не помогало! Потом он решил и вовсе изгнать сей предмет спального комплекта из постели. Однако не спалось по-прежнему. И чем дальше в ночь – тем упорнее. Оставив попытки забыться сном хоть на миг, Евграф Соломонович перевернулся на спину и стал смотреть на освещенный потолок. Тут к нему в голову с неотвратимостью филологического кошмара полезли до боли знакомые строчки: «на освещенный потолок ложились тени… скрещенье рук, скрещенье ног, судьбы…» Он вспомнил, как впервые попал в дом-музей Пастернака. Они с отцом приехали в Переделкино погостить у друзей. Заодно планировалось устроить детям культурный досуг. И вот их с Васей, сыном большого папиного друга, отправили в этот дом-музей, где, как говорил отец, был написан бессмертный «Доктор Живаго». Евграф на тот момент очень смутно мог себе представить бессмертие ни о чем не говорившей ему книги. Ибо он к восьми годам до этого шедевра добраться еще не успел, и вообще читать не любил, рассматривая чтение как разновидность наказания за шалость. Шалить он любил куда больше. Бывало, они с братом… Евграф Соломонович так давно не вспоминал брата, что от неожиданности сел на кровати. Секунду он смотрел в темный прямоугольник окна, бог знает что пытаясь в нем увидеть, и снова лег, заложив руки за голову. Брат предстал перед ним со всей живостью, на какую только способно воспоминание уже немолодого человека.