Вскрикнула, присела быстро, волосами укрываясь. Подбежал отец, на ходу скидывая потную рубаху и меня укутывая, следом дед и братья. Встали стеной, меня от взора незнакомца закрывая.

– Жар-птица? – выдохнул синеглазый. – Откуда? Они же давно вымерли! Вот уж диво!

Я зажмурилась.

– А ну, кто такой? – грозно спросил отец, тыкая в синеглазого косой. – Что от детей моих хотел?

– Убери железку, пока цел, – посоветовал незнакомец. – С миром прилетел. Не признал, что ли? Дракон я. Из дома Темного леса. Не трогал я твоих детей. Спросить хотел…

Медленно и неохотно отец склонил буйну голову. Кланялся в ноги он только батюшке-царю, а больше никому.

– Спрашивай, владыко.

– Засуха у вас? Дождя просите?

– Не то, чтобы засуха, – проворчал отец, выдыхая. – Но дождь надобен давно. Колодцы уж измельчали, лес сухой стоит. Одна искра и…

– Жар-птица пролетит, и не будет леса. Поля, наверное, тоже, – хмыкнул дракон. – Ишь ты, какая грозная!

– Нравится девка? – отец вскинул голову. – Забирай взамен на дождь!

Что? Как это – забирай?

– Одни беды от нее, огнем пыхает, ночами полыхает. Избы горят, люди злое говорят. Скоро соберутся и выгонят девку в лес, а то и в колодце утопят.

– Отец! – простонала я, не веря. – Да что горит-то?

Не было ведь ничего, я осторожная! И не видел никто! И лес однажды только горел, так я ребенком еще была!

– Молчи, ведьма, – не преминул меня одернуть дед. – Голову не поднимай, проклятая!

– Не пойму что-то, зачем мне жар-птица? – скучающе протянул синеглазый.

– Так вы ж все равно красивых да одаренных дев забираете. Нешто некрасива? Аль силы в ней мало?

– Красива, – признал дракон. – Только…

– Так чего ждать смотрин? Тебе – дева-птица-огневица. Нам – дождь да урожай.

Я посмела поднять глаза, выглянуть из-за отцовской спины. Дракон выглядел растерянным.

– Утопят в колодце, – повторил отец, упрямо набычившись.

– Ладно, я понял. Забираю красавицу в обмен на хороший урожай. Честная сделка.

Я стояла ни жива ни мертва. Не думала ни гадала, что меня в чистом поле беда поджидает. Родная семья отдает чудищу поганому!

– Помилуй, батюшка, – повалилась я в ноги родителю. – Своей рукой убей, только прочь не гони!

Дед звучно сплюнул на землю, а отец рывком схватил меня за плечи и поставил на ноги, оправляя задравшуюся мужскую рубаху.

– Не позорься, Янинка. Для твоего же блага. Здесь тебе жизни все равно не будет. Или ты деревню спалишь – и в омут. Или ждать не станут, убьют по-тихому. У драконов спокойнее. Служить им будешь, терем мести или деток нянькать. Глядишь, и научишься чему полезному.

Я поняла, что жалеть меня никто не будет. Отец, наверное, желал мне добра, но от его предательства в груди жгло огнем, а кончики пальцев покалывало. Видно, и взаправду подчиниться нужно, не то поле спалю. Очень хочется.

– Что же, птичка, верхом ездить умеешь? – угрюмо спросил дракон.

– Кто ж не умеет-то?

– А без седла?

– И без седла. И на лошади, и на осле, и на козе, и на поросе пробовала. На драконе, чай, не сложнее.

Взгляд странного мужчины стал еще темнее, он дернул щекой и скомандовал:

– В сторону отходите!

Мы его послушались, шарахнулись. А потом вдруг высоко взметнулась из сухой земли зеленая трава, оплетая дракона, скрывая его. Миг – и нет боле человека, только япшурица поганая лапами сучит.

– Полезай верхом, дочь.

– Да поняла уже.

Не обнявшись, не поклонившись отцу напоследок, я упрямо вскарабкалась чудищу на загривок. Горькая обида застилала глаза, не верилось мне, что никогда больше я матушку и младенчика ее не увижу. Дед откровенно улыбался щербатым ртом, отец хмурился. На лице Евсея тупое удивление. Ко мне он любви никогда не питал, но и не задирал, защищал даже порою. Впрочем, вряд ли он бы стал меня из омута вылавливать. Машка же со Степкой смотрели с любопытством и даже восторгом. Им все было в новинку.