Изображение поплыло, будто акварельные краски под дождём, и через мгновение зеркало вновь стало обычным, отражая моё бледное лицо. Я часто заморгала, пытаясь сдержать предательски навернувшиеся слёзы, но влага всё равно скопилась в уголках глаз. Губы задрожали, и я прикусила нижнюю, чтобы хоть как-то успокоиться.

– Пожалуйста, – взмолилась я, вглядываясь в зеркальную гладь, – покажи маму ещё разок. Лишь на секундочку… Мне только сказать, что со мной всё в порядке.

Но зеркало оставалось глухим и безразличным к моим просьбам. А значит, выход был один.

Если, конечно, Изабелла сказала правду.

Решительно вернув магическую вещь на место, я выпрямилась во весь рост, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

– И не надейся! – процедила сквозь зубы, обращаясь то ли к Артёму, то ли к собственному отражению в высоком зеркале на трюмо. – Через три месяца я вернусь и заставлю тебя лично извиниться перед мамой за каждое лживое слово! Но сначала… – я обвела взглядом пыльное помещение, – нужно вдохнуть жизнь в цветочное царство.

Решительно кивнув самой себе, я хлопнула в ладоши и потёрла их друг о друга, прогоняя остатки тревоги. Спустилась вниз по скрипучей лестнице, попутно смахивая пальцами паутину, почерневшую от времени и пыли. Поёжилась от прохлады весеннего ветерка, что хозяйничал в пустом зале, и мягко обратилась к ромашечке:

– Не подскажешь, где я могу найти метлу с совком?

– В подсобке есть дверь в кладовку, – прошелестел цветочек, всё ещё робея в моём присутствии. Длинные реснички игриво затрепетали, а когда я поблагодарила малышку, а её сердцевина очаровательно зарделась нежно-розовым.

Подсобка встретила меня полумраком и запахом старых досок. Сквозь единственное окошко под потолком пробивался тусклый луч света, в котором танцевали невесомые пылинки.

Вдоль стен теснились деревянные стеллажи с горшками и садовым инвентарём, а в дальнем углу приютилась массивная дверь в кладовку. Я осторожно потянула за ручку, и петли отозвались протяжным скрипом.

– Определённо нужна лампочка, – пробормотала я, чувствуя, как по спине пробегает озорной холодок. Впрочем, чего бояться в доме, где твоими соседями являются лишь милые живые цветы, да говорящая сорока?

Веник нашёлся почти сразу – старый, но крепкий, с жёсткими соломенными прутьями цвета тёмного янтаря. Вскоре отыскался железный совок с толстенькой деревянной ручкой.

– Сегодня приведу в порядок жилое пространство, а завтра займусь первым этажом, – решила я, методично выметая грязь из-под мебели и углов.

Пыль летела столбом и настойчиво щекотала нос, хотя я старательно макала веник в ведёрко с прохладной водой (которая, к счастью, текла из крана чистой и ровной струйкой, а не плевалась брызгами во все стороны).

Это помогало, но ненадолго, и я то и дело чихала, прикрывая нос ладонью.

Зато каждый раз снизу тут же раздавался звонкий хор цветов:

– Будь здорова! Расти большая!

– Только не вширь, – озорно хихикал малыш-мухоловка.

День пролетел как одно мгновение в бесконечной круговерти забот. Я носилась с тряпкой и ведром, развешивала свежевыстиранное постельное бельё на верёвках в заросшем дворике.

Плотные кусты жасмина и шиповника превратили его в настоящие джунгли, но меня это только радовало – летом здесь будет благоухающий райский уголок!

Поставлю сюда плетёный стул и столик, чтобы в тёплую погоду ужинать на свежем воздухе и любоваться красивым закатом.

Солнце приближалось к линии горизонта, когда я, наконец, закончила основной фронт работ. Руки и спина немного ныли от непривычной нагрузки, но на сердце было легко и спокойно.