– Т–ты точно не от Сергея, – медленно проговаривает незнакомец и разрывает наш зрительный контакт.

И сразу включается весь остальной мир – я слышу, как залаяли собаки у соседей, ухнула сова, и где–то в доме капает вода.

– Слышишь? Вода! Крыша течет! – восклицаю, переходя с незнакомцем на «ты», с легкостью отталкиваю его и бегу наверх, на чердак. Почему–то я враз забыла о его пистолете и о том, что он вторгся в дом прабабушки и вообще–то опасен. – Быстрее–быстрее! Ведро где–то здесь было, железное, – командую мужчиной, побежавшим за мной. – Родители нанимали людей перекрыть крышу заново, но им хотелось сохранить самобытный вид, и работники напортачили, – попутно объясняю, почему–то после наших странных гляделок так легко общаться с незнакомцем, словно он и не незнакомец вовсе, а кто–то очень близкий. Или это стресс на мне сказывается? Наверняка он. – С тех пор после дождя вода где–то там скапливается в кровле, а потом через некоторое время стекает. Всегда в одном месте и всегда примерно одинаковое количество. Мы ведро оставляли с родителями, чтобы туда лилось.

– Это? – мужчина протягивает мне искомое.

– Да, оно, спасибо, – киваю и ставлю ведро на место.

– Я виноват, отодвинул, не знал, что у вас такая система, – говорит он.

– Ничего, бывает, – отвечаю.

И мы оба замолкаем, повисает неловкая пауза. Не совсем понятно, как вести себя дальше, он вроде как взломщик, и я его должна прогнать? Но так не хочется, если честно, так спокойно рядом с ним.

Я знаю, это все выверты моего подсознания, никто не будет защищать незнакомую девушку от законного мужа, никому это не надо. Люди предпочитают не вмешиваться в чужие дела и, в–общем–то, правильно делают. Часто оказывается, дева – вовсе не жертва обстоятельств. Доказывать, что в моем случае это не так – гиблое дело.

Просто незнакомец высокий, широкоплечий, наверняка сильный. Невольно начинаешь думать, что за ним можно спрятаться, что он спасет. Украдкой бросаю на него взгляд, стараясь больше не смотреть прямо в его глаза, вышло странно в первый раз. Я опасаюсь повторения. И неловко спросить, испытал ли он то же самое, что и я. Он явно старше, опытнее. Черт, да меня даже одногруппницы–ровесницы были опытнее, что уж говорить о мужчинах.

В общем, тему о глазах я не буду поднимать и точка.

– Знаешь, то есть, знаете, я не против, если вы останетесь. Места двоим в доме хватит, – решаюсь нарушить тишину.

– Спасибо, – усмехается мужчина, но ничего не добавляет, – и лучше на «ты». Голодна, хозяйка дома?

При мыслях о еде, вернее о ее отсутствии с самого утра, мой живот решает издать предательские звуки.

– Извините, то есть, извини, – поправляю себя, спотыкаясь на ровном месте под внимательным взглядом незнакомца.

– Тогда идем, накормлю. Не волнуйся, не закрутками, которые вы с родителями оставили, как дань памяти, – быстро добавляет мужчина.

– Ты догадался о причинах? Ничего себе.

Мне действительно удивительно, Ларс никогда бы не смог выдвинуть такую версию. Он вообще не понимает всего старого и сентиментального. И поэтому он и не знает об этом доме, к счастью для меня.

– Это несложно, у вас все здесь такое самобытное, красивое. Дань памяти – я понимаю и уважаю, – он прижимает руку к груди и склоняет голову.

– Спасибо, – повторяю его жест еще более шокированная.

Это старый жест, наверное, только в деревнях его кто–то еще и использует. Интересно, сколько ему лет? А если он оборотень?

От последней мысли снова спотыкаюсь и едва не падаю, но руки моего незваного гостя ловят меня.

– И вновь спасибо, – произношу, с удивлением чувствуя себя так, словно я на своем месте, словно самое правильное – это стоять в объятиях этого человека, или все же не человека. Ведь нужно просто спросить. – Скажи, а ты?