— Хорошо — это не спалить твой замок? — уточняю.

— Хорошо — это не навредить себе.

Киваю, сдерживаясь из последних сил.

А когда дверь за Цвейном закрывается, даю волю чувствам.

Рыдаю навзрыд, словно желая остудить слезами то, что горит внутри.

Смыть мысли, от которых леденеет душа.

Со мной творится что-то странное. То, с чем я не сталкивалась раньше.

Так может, я впрямь каким-то неведомым образом виновата в состоянии Аланды?

Одно только предположение об этом наводит на меня такой ужас, что я и действительно начинаю опасаться за замок Цвейна. Чего можно ожидать от самой себя?

Стараюсь взять себя в руки, чтобы не наворотить еще больше дел, и иду в купальню, которая соединена с моей спальней.

В ней — невиданное роскошество: большая каменная чаша, вмурованная прямо в пол с постоянно бурлящей, горячей водой, над которой поднимается облачко теплого пара.

В этом оплоте холода и стужи это смотрится как самый настоящий оазис.

Но я снимаю платье, оставаясь лишь в нижней сорочке, и прохожу мимо этого великолепия, направляясь к кадке с ледяной водой, что стоит в углу.

Анса рассказывала мне, что в этих краях любят сначала разогреться как следует, а затем облиться ледяной водой. А то и вовсе нырнуть в снег.

Помню, как удивилась северным традициям — разве не разумнее сохранить тепло нагретого тела?

Но сейчас холодная вода оказывается как раз кстати.

Я опускаю руки по самый локоть, а затем плещу себе на лицо и грудь.

Словно хочу затушить свой пожар.

Повторяю процедуру снова и снова, пока руки не замерзают настолько, что становится больно. Кажется, хватит.

Одеревенелыми пальцами пытаюсь застегнуть пуговички на платье — почти таком же, что и было на мне, с высоким воротом, только темно-зеленого цвета.

Странным образом, но сосредоточившись на этом действии, я отвлекаюсь и к приходу целителя даже успокаиваюсь.

Правда, когда на пороге вырисовывается фигура Цвейна, который тоже успел переодеться в простую белую рубашку и штаны, волнение охватывает вновь.

Ведь следом за ним в комнату входит целитель. Сомнений в том, что это именно он, нет. Его выдает светлый голубой халат, накинутый поверх костюма, чей цвет здорово оттеняет темные каштановым волосы с редкой проседью.

Мы друг друга приветствуем, и он начинает осмотр.

Сначала спрашивает, не замечала ли каких-либо изменений я сама.

А затем, уложив меня на кровать, прислоняет длинную деревянную трубку сначала к моему сердцу, а затем к животу.

Внимательно слушает, водя своим инструментом, и за эти несколько мгновений меня охватывает сильная тревога. Все ли в порядке с малышом? Почему целитель молчит?

— Сердце стучит ровно быстро, как и должно быть, успокаиваемся мамочка, — наконец выдает свой вердикт, а затем поворачивает голову к Цвейну, — хотите послушать?

Я испуганно поднимаю глаза на Цвейна, чуть прикусываю губы. Целитель, верно, принял его за отца ребёнка, предложив такое.

Но дракон, ни капли не смутившись, делает шаг ко мне, лежащей на кровати, и склоняется к стетоскопу. А я впиваюсь в него взглядом, внимательно ловя реакцию.

Цвейн сосредоточенно прищуривает глаза, а затем кладет на живот руку.

— Привет, маленький дракон, — говорит моему животу, а я чувствую ощутимый такой толчок внутри, словно ответ. И Цвейн его замечает тоже. Правда, если он и тронут, ни одна мускула на его лице этого не выдает.

А у меня из глаз — соленые дорожки, стекают по вискам и щекочут.

— Что ж, с маленьким драконом, все в полном порядке. И, несмотря на совсем крохотный возраст, он уже набирается сил. Сейчас закладывается его вторая сущность. Но сомнений нет — он будет сильным огненным драконом, как и его отец, — целитель поднимает торжествующий взгляд, желая, безусловно, своими словами осчастливить Цвейна, вот только…