Один из маленьких ключей в связке подошел к замку. Открыв дверцы шкафа, Аликс обнаружила внутри целую канцелярию. Там были принтер, коробки с бумагой и письменные принадлежности. На полках теснились какие-то старые рукописи. Аликс заметила несколько фотографий, приклеенных к дверцам с внутренней стороны. На одной из них Виктория стояла, обнимая за плечи маленькую пожилую женщину, в которой Аликс без труда узнала Аделаиду Кингсли. «1998» – значилось на снимке. В том году Аликс исполнилось двенадцать.
Она вдруг почувствовала, как боль жаркой волной окатила тело и ударила в грудь. Теперь уже не вызывало сомнений, что Виктория не раз бывала на Нантакете, в доме Аделаиды Кингсли. Почему же она скрывала это от дочери? Конечно, мама ездила на остров в августе, догадалась Аликс. Этот месяц всегда считался священным временем, когда писательница принадлежала лишь самой себе. Она говорила, что уезжает в Колорадо, в уединенную хижину, чтобы, отгородившись от остального мира, поработать над новой книгой. Должно быть, она отправлялась туда не каждый год.
Аликс вновь обвела глазами содержимое шкафа. Неудивительно, что мама посещала Нантакет: героями всех ее книг были моряки. Но почему она держала это в секрете?
Первым побуждением Аликс было позвонить матери и спросить. Но как раз в это время Виктория совершала рекламное турне по двадцати крупнейшим городам Америки, выступая в образе улыбчивой, всегда жизнерадостной писательницы, какой привыкла ее видеть читающая публика. Аликс не хотела ей мешать. Вопросы могли подождать. А история обещала быть интересной. Хорошо зная мать, Аликс в этом не сомневалась.
Взяв бумагу, кое-какие канцелярские принадлежности и найденную в шкафу старую пачку матовой фотобумаги, она отнесла все вниз, в большую гостиную. В высокой тумбе она видела складные столики-подносы. Достав один, она поставила на него тарелку с сандвичем. Потом разложила на полу листки с набросками, уселась на диван, придвинув к себе поднос с едой, и принялась жевать, разглядывая рисунки.
Поначалу плоды ее усилий показались Аликс невообразимой мешаниной стилей и подходов. «Это чересчур!» – решила она. Ни одно решение не подходило к величавой безмятежности Нантакета.
Покончив с завтраком, она отодвинула в сторону столик и вновь внимательно оглядела наброски, но так ничего и не выбрала. Она начала уже отчаиваться, когда один из листков вдруг приподнялся с легким шелестом, словно подхваченный легким ветерком. Поглощенная своими мыслями, Аликс не заметила, что все окна и двери в комнате закрыты.
– Спасибо, – вырвалось у нее. Она недоуменно покачала головой. Кому спасибо и за что?
Аликс подняла рисунок. Этот крошечный набросок в углу листа она сделала так быстро, что почти забыла о нем. Изображение сочетало в себе черты испанских церковно-миссионерских построек и изысканную простоту квакерского стиля. Строгое, почти аскетичное, прекрасное в своей простоте.
– Думаешь, ему понравится? – заговорила Аликс и осеклась. А впрочем, это вполне естественно. Она одна в доме и может разговаривать вслух, сколько ей заблагорассудится. Почему бы и нет?
Положив рисунок на столик-поднос, она пригляделась к нему внимательнее.
– Это окно надо переделать. Оно должно быть чуть больше. А колоколенку не мешало бы укоротить. Нет! Здесь нужна более высокая крыша.
Схватив пачку чистой бумаги, Аликс заново набросала часовню. Потом сделала еще три эскиза. Добившись наконец желаемого результата, она взяла привезенную с собой масштабную линейку и начала чертить.