И пока дама пребывала в легком шоке от перемены моего настроения, я накинул пальто ей на плечи, выхватил из тонкой ручки портфель и вышел из ресторана, твердо зная, что уж свои драгоценные бумаги она не бросит.

Водитель, едва завидев меня на ступеньках ресторана, выскочил из машины, чтобы открыть дверь.

- Стойте! – за спиной колокольчиком звенел напряженный голос. – Верните немедленно мои документы!

Я обернулся возле дверцы и с явным удовольствием окинул с ног до головы тонкую фигуру в отвратительного цвета одежде, которая, правда, вкупе с хмурым днем делала карамельную шевелюру еще ярче. Глаза у мадам Трейт сверкали, губы были зло поджаты, тонкие брови сошлись на переносице.

Ей богу, она бы еще ножкой топнула.

Я демонстративно закинул портфель в салон.

- Это возмутительно!

Она сбежала по ступенькам и уставилась на меня снизу вверх, вздернув подбородок.

Возмутительно, мадам! Полностью с вами согласен.

- Только после вас. – Я любезно указал ей на теплое нутро мобиля.

- Что все это значит? – Оливия хмурилась и зябко куталась в наброшенное на плечи пальто, которое не успела в погоне за мной надеть нормально.

- Значит – я принимаю ваше предложение.

- Но вы же отказались!

- Я передумал.

- И у вас сейчас важная встреча…

- Обманул.

- И… и… - взгляд девушки растерянно метнулся к портфелю, виднеющемуся в салоне, но недосягаемому, если не забраться в машину. Потом на меня. Потом опять на портфель. – И у меня с собой только бумаги, и нет никаких инструментов…

- Надо признать, вы отвратительно подготовились к нашей беседе.

Меня обожгло полыхающим взглядом, от которого в душе разливалось мстительное удовлетворение – контроль над ситуацией возвращался туда, где и должен был быть!

- Мы можем заехать за всем этим ко мне домой…

Я хмыкнул.

- Я напоминаю вам, Оливия, что я не такси. Предлагаю считать поездку обоюдным авансом – вы со мной пообедали, я покажу вам завод. А потом мы составим договор, на котором вы так настаивали.

- Я не настаивала, я внесла предложение! – оскорбилась она.

- Вы садитесь или нет?

Она колебалась.

Замерла, вглядываясь в мои глаза, а на лице читалась ожесточенная борьба здравого смысла с необходимостью сделать таки эти чертовы замеры на этом чертовом заводе этого чертова господина Уолтера, чтобы ему в аду гореть!

И, кажется, она уже очень жалела, что выдвинула эту идею с договором.

Вот только поздно теперь жалеть.

Внутри кипел азарт. Мгновения казались долгими, но торопить их не было желания. Это как в рулетке – ты ставишь на число, а потом, пока крутится колесо, смакуешь эти мгновения неопределенности, которые отделяют тебя от выигрыша или потери денег.

Сядет? Не сядет? Решится? Не решится?..

Оливия Трейт опустила ресницы, разрывая затянувшийся зрительный контакт и с коротким злым выдохом села в машину, проигнорировав мою руку, протянутую для помощи.

Оливия

Флора вернулась, когда за окном уже царила глубокая ночь. И не та глубокая ночь, которая наступает в декабре уже в районе четырех часов пополудни, а настоящая ночь – когда все соседи, даже самые неуемные, уже спали. И даже я должна была бы спать, но не спала, потому что иначе меня во сне разорвало бы от невыплеснутых переживаний этого дня.

Хотя ровно до того момента, как в двери не зазвенели ключи, меня разрывало от злости пополам с беспокойством. Эта змеища, отправила меня в лапы другого змея, а вместо того, чтобы сидеть и ждать меня с отчетом и булочкой, где-то болтается! Или с ней что-то случилось! Но поскольку «что-то случилось» - вариант отвратительный, я предпочитала думать, что у меня просто отвратительная подруга.