Засыпая, перебирала в памяти прошедший день: поцелуй с Тарановским; едкий сигаретный дым, опаливший легкие от непривычки; властные пальцы на подбородке, заставившие поднять голову и прикоснуться к голубому льду и жар... жар сильных рук на своей коже.

7. Глава 7

Чтобы успеть к Студинскому вовремя, пришлось встать пораньше. Даже папа ещё посапывал у себя, а кухня уже наполнилась ароматом блинчиков. В кои-то веки можно порадовать родного человечка. Не всё же ему у плиты торчать. Хотя, что-что, а готовить он любит и считает, что лучшие кулинары мира – мужчины. А мы-то люди не гордые-е-е-е, знаем свое дело, помалкиваем. Кушать ведь хочется всегда. Кто ж меня накормит, если не он?

Решила, что сегодня вечером обязательно расскажу об увольнении с предыдущей работы и, дай Бог, порадую утешительной новостью. Хорошее было предчувствие. Не изгаженное серыми тучами с самого утра да мелкой моросью. К обеду метеорологи обещали солнце. На то и уповала, снимая со сковороды последний блин.

— Уже проснулась? — на кухню заглянул папа, сонно потирая глаза. — Что-то ты сегодня рано. Ммм, блинчики? Здорово. Сейчас открою клубничное варенье.

Пока он копошился в кладовой, а потом в ванной, я быстренько переоделась, решив не выпендрёжничать, а одеться с комфортом. Хлопковое белое платье и мягкие удобные балетки. И пускай что хотят, то и думают. Я вчера так намаялась в туфлях, что при всём желании не смогу обуть.

А вот с макияжем пришлось повозиться. С украшений – мамины позолоченные часы. Мой талисман. Всегда пророчили удачу. Надеюсь, и в этот раз не подведут.

— Какая же ты у меня всё-таки красивая, — послышалось в дверях.

Я улыбнулась, послав отцу воздушный поцелуй. Его глаза на какой-то миг озарились гордостью, а потом снова потухли. Вспомнил о Дане.

— Для всех родителей их дети самые красивые, самые-самые, — улыбнулась грустно, прекрасно понимая с кем сейчас его мысли.

— И то правда, — проморгался, пытаясь справиться с повышенной влажностью в глазах. — Я чай заварил. Пойдем, позавтракаем.

Мне хотелось спросить, собирается ли он на этой неделе к брату, но сдержалась. Пожалела. Как бы он не сердился, не отгораживался бетонной стеной, а всё равно видно, что душа болит. Никогда не забуду его слёз после суда. Намертво они врезались в память. Пришлось и самой подставить лицо под настольный вентилятор, прогоняя слёзы.

На этот раз позавтракала, как положено: со здоровым аппетитом, не спеша. Решила, что с сегодняшнего дня возьмусь за правильное питание. Даже положила в пластиковый контейнер несколько блинов, обильно полив сиропом. На худой конец хотя бы этим заморю червячка.

Единственное, что слегка напрягало – расстоянии к офису. Пришлось добираться двумя пересадками, а это весьма затратно.

Перед входом в здание сверилась с часами: семь пятьдесят. Успеваю. Выравнивая дыхание от быстрой ходьбы, грациозно поднялась на первый этаж и сразу встретилась со вчерашней крикуньей-распорядительницей.

— Матвеева! — заорала так, что я от неожиданности едва не выронила сумку. Разве можно так с самого утра? — Ты куда вчера так ломанулась?

— Я?

— Ну не я же. Кстати, я Юля Александровна, начальница отдела кадров. Ты фотки принесла.

Ё-моё… Забыла!

— Нет.

— Нет?! — возмутилась, сложив на пышной груди увешанные браслетами руки. — Ты куда вообще шла? Думать ведь надо.

— Так меня никто ещё не принял работу! — наконец отмерла я.

— Ты мне тут дурочку не включай. Не приняли её. Ага. Ещё вчера поступило распоряжение оформлять.

— Как?

— Вот так! — подбоченилась, подмигнув. — Утерла ты носа остальным профурсеткам. Андреевич так и сказал: «Берем». А ты что, не в курсе?