Но последние две недели и они начали работать вхолостую.
— Эвелина, солнышко, - чувствую теплую сухую руку матери поверх своей ладони на столе. – Все хорошо?
Я моргаю, осматриваюсь и вдруг ловлю себя на том, что опять сижу в «Полнолунии» за тем же столом. Первая мысль пугает своей пронзительностью: неужели снова «выпала»? Мысли вязко перетекают одна в другую, как разноцветные пузыри в масляном светильнике. Один психиатр научил меня, что в таких случаях самое первое и важное – найти якорь, какую-то делать, которая подскажет, что этот день отличается от того, на который похож. Или что это в самом деле один и тот же день. Звучит странно, но для человека, который восемь лет путает день и ночь, это вопрос жизни и смерти. Пока я понимаю, что контролирую реальность, она не сбросит меня с поезда. А как только заблужусь в календаре – мои мозги спекутся, словно тесто в оставленной без присмотра вафельнице.
Мне срочно нужен якорь. Что-нибудь, что не повторяет вчерашний день. Слава богу, сейчас все просто: Юра в другом костюме и на этот раз при галстуке. И вино красное, а не белое. Пытаюсь взять бокал, но пальцы промахиваются, потому что зрение до сих пор четко не сфокусировано. Бокал переворачивается, алая лужа растекутся по белоснежной скатерти, раскрашивая вышитые вручную цветы.
— Все хорошо! – излишне громко говорит Юра.
У матери такое обеспокоенное лицо, что мне в который раз противно от себя самой. Все же можно свести к ерунде, стоит открыть рот и выдать дежурную ложь. Сказать, что я чертовски устала на репетиции, что у меня новые пуанты и они адски натерли ноги. Господи, да что угодно, в конце концов, покраснеть и сослаться на то, что у нас с Юрой медовый месяц начался на две недели раньше свадьбы.
Но я не умею врать.
Поэтому просто смотрю на нее, и мы без слов понимаем друг друга. Мама опускает ладонь мне на колено, легонько сжимает и пытается быть сильной, как она думает, за нас двоих.
Появляются официанты, администратор. Нас вежливо просят пересесть за другой стол.
— Эвелина, какого хрена? – Пока наши родители рассаживаются на новом месте, Юра берет меня за локоть и подтягивает к себе, как будто для поцелуя. – Зачем этот спектакль?
Я ничего не говорю, пытаюсь освободиться от его хватки, но его пальцы только крепче сжимаются.
— Хочешь, чтобы отец опять сделал мне выволочку, что я не интересуюсь здоровьем собственной невесты?
— А ты интересуешься? Правда?
— Обязательно быть такой сукой? – Он смотрит на меня сверху вниз.
Высокий, стройный, в костюме на заказ. С глазами цвета дикого пляжа: темно-зелеными с мутной синевой, в которые мне всегда хотелось нырнуть. Мы вместе уже три года, один из которых пытаемся жить под одной крышей, но я до сих пор каждый раз попадаюсь на этот взгляд.
Любимый Юра. Чей угодно, только не мой.
Его предложение руки и сердца прозвучало примерно, как: «Эвелина, ты же понимаешь, что нас все равно поженят, давай сделаем родителям приятно».
Позже я узнала, что его отец на радостях ввел Юру в совет директоров и сделал его доверенным лицом своего фонда.
Не знаю почему, но я до сих пор не могу отделаться от ощущения, что мой любимый мужчина поимел меня «на сухо» без прелюдии.
— Эвелина, я тысячу раз предлагал тебе съездить на курорт или на какое-нибудь СПА, - пытаясь погасить злость, заводит шарманку Юра. – Я говорил, что устрою любого врача на любом конце света, отрою любые лекарства. Я, блядь, просто не знаю, как еще тобой интересоваться, чтобы ты перестала каждый раз делать вид, что жить со мной в одном доме – худшая пытка из всех, что придумало человечество.