Я, сидя с ним рядом, просто наблюдала, слушала и – жалко мне его было. Таким робким, таким запуганным, что ли, он был.

– Вы мне скажите, когда вы захотите стелить постель, – сказала я ему, – и он даже как-то дернулся от моих слов, как будто в них была угроза. – Чтобы я вам не мешала, – мягко сказала я ему, – если вы захотите спать…

Он только головой кивнул.

А я подумала: он, конечно, не больной, он нормальный. Но он в то же время – ненормальный. Разве можно назвать нормальным мужчину лет сорока, боящегося мира, несамостоятельного, забитого какого-то?!

Я встречала в жизни таких людей и слышала на тренингах много историй о таких вот больших детях, которые выросли, но так и не стали взрослыми.

И поражала меня во всех этих случаях одинаковость их жизненных сценариев. Можно было только менять имена – события, факты были одни и те же.

Хороший, милый, но – незаметный, робкий человек. Прекрасный исполнитель, на котором все, что называется, «воду возят». Живет под контролем уже пожилых родителей: «Ты поел? Когда домой придешь? Почему задерживаешься?» Одинокий, так и не нашедший себе партнера в силу своей робости. Или живущий в тисках такого же, как родители, авторитарного партнера, который так же контролирует каждый его шаг. А если вдруг родители или партнер, которые вели его по жизни, исчезнут – человек испытает беспомощность и непонимание: как жить дальше?

Дальше – депрессия, постоянная депрессия. Часто – алкоголизм как попытка спрятаться, уйти от этой страшной и непонятной жизни. Иногда – самоубийство, как основной возможный способ уйти из жизни.

Каждый раз слушая об очередном вот таком сценарии, я думала грустно: а ведь начинаются такие сценарии всегда с одного и того же: «Деточка, давай я тебе гольфики надену…», – а ребенку уже пять лет. «Деточка, давай я тебе косички заплету…», – а ребенку уже восемь лет. Или: «Слушайся маму. Делай, как говорит мама. Мама знает, что тебе надо!»

И, наблюдая это в жизни, я иногда хотела крикнуть: «Уберите руки от ребенка! Дайте ему жить! Дайте ему самому проживать его жизнь!»

– Меня некому устроить на работу, – сказал мне один сорокалетний мужчина, объясняя, почему уже более года сидит без работы.

– Как это некому? А кто тебя должен устраивать? – с недоумением спросила я.

– Ну, кто-то должен… – отвечал он мне. – А у меня – ни связей, ни родственников…

– Устраивайся сам! – сказала я ему то, что сказал бы ему любой человек.

– Как же я сам устроюсь? – Он даже обиделся. – Как это я вот так приду с улицы – и устроюсь?

– Именно так. Как делает большинство людей. Приходят «с улицы» и устраивают себя сами.

– Ну, я так не могу. Меня на прежние работы устраивали…

Он так привык, что его «устраивали», что сейчас никак не может встроиться в эту жизнь… Его так долго водили за руку, что без чужой ведущей руки он уже не может обойтись.

– Ты мне дала несладкий чай, – сказала мне одна двенадцатилетняя девочка, оказавшаяся у меня в гостях. Девочку воспитывал папа – опекающий, контролирующий, просто живущий ее жизнью.

– Ну сама положи себе сахар, – сказала я ей.

И она ответила неожиданное:

– А я не знаю, сколько надо сахара класть.

– А как же ты пьешь чай? – удивилась я.

– А мне папа всегда его дает сладким. И я не знаю, сколько ложек надо положить…

Я даже не смогла сразу ответить ей, сколько ложек сахара ей надо положить в чашку, – так была поражена.

– Заплети мне косы, – попросила она утром.

И я, занятая делами, ответила:

– Мне сейчас некогда, заплети сама!

Ответ ее меня опять поразил:

– Я не умею заплетать косы. Мне папа всегда косы заплетает.