Не решаюсь перебегать.

Повторяю трюк с колбасой, но кидаю уже в другую сторону.

Повар спешит туда. И тогда я выбегаю, падаю на живот и ползком перебираюсь под стол.

Эмбер переходит на моё место. Смотрит на меня из-за угла холодильника.

Одними губами произношу:

"Сделай тоже самое, и иди ко мне"

Вижу ноги повара. Он бежит на стук, упавшей на пол колбасы. Эмбер тоже торопится, но ко мне.

Не успевает.

Монстр её услышал.

Она пытается вернуться за холодильник, но просовывает только половину тела.

Повару не достать шею Эмбер, он жмётся к ней животом, размахивая руками.

– А ну, иди сюда! – кричу я.

Он не сможет залезть ко мне под стол – но на всякий случай перемещаюсь на другой конец.

Он отбегает от Эмбер.

Я могу следить за ним по его ногам.

Он на противоположном конце от меня. Стучу по полу кулаком. Тварь мчится на звук. Я перемещаюсь обратно. Эмбер бежит ко мне – я вытягиваю руку, хватаю её ладонь и затягиваю под стол.

По пути она потеряла колбасу. Я свою тоже выбросила.

Повара нужно переместить к холодильнику, чтобы он оказался к нам спиной.

Смотрю на оберег на своём запястье.

Кожаный ремешок, серебряная круглая вставка с моими инициалами. Всё это время он защищал, раз я ещё жива… и пришло время снять его.

Не поддаюсь жалости, но мысленно прошу маму меня простить.

Оберег летит к холодильнику.

Пришелец. Монстр. Сумасшедший. Тварь – перебирается вслед за ним.

Эмбер первая вылезает из-под стола и двигается в сторону кухни.

За ней на кухне оказываюсь я и захлопываю дверь в кладовую.

Тут, как и везде, хаос. Но никого нет.

Все рабочие в зале перед столовой.

На столах тарелки с едой.

Сегодня должны были подать пиццу. Салат с морковью и фасолью. Торт наполеон.

Эмбер отправляется к еде и набрасывается на кусок пиццы. Она съедает его почти не жуя, и принимается за второй.

– Ты уверена, что стоит это есть? Мы же не знаем, как передаётся болезнь, – говорю я, а сама запихиваю пиццу в рот.

Я так голодна.

Эмбер так голодна.

Она берёт третий кусок.

Я только тянусь ко второму.

Эмбер пошатывается. Её глаза расширяются. Она хватается за живот. Не может удержаться пальцами за край стола. Падает. На щеках образовываются продолговатые розовые шрамы.

– Нет, нет, нет, Эмбер!

Я не успеваю её придержать. Она на спине. Ударяется головой. От боли зажмуривается.

Показывает на рот одной рукой. Второй держится за живот. Глаза закатываются. Она теряет сознание.

Я трясу её. Стараюсь легонько. Не приходит в себя. Щупаю пульс на шее: он слабый.

Пицца отравлена. Прислушиваясь к своим ощущениям, но чувствуя себя голодной и измученной, а болит у меня только желудок, но он так уже давно. Трогаю лицо, оно гладкое, шрамов, как у Эмбер, не появилось.

Она съела больше меня.

Беру со стола стакан с водой, выливаю воду на Эмбер. Ничего.

Это конец. Это всё. Это край. Это тупик.

Эмбер лежит среди всякого мусора: очисток от моркови. Алюминиевых банок от фасоли. Плодоножек от томатов.

Веснушки стали ярче на белой коже. Губы потеряли выразительный цвет.

Я не смогу утащить её в безопасное место. Не донесу до комнаты.

Я передвигаю её сантиметр за сантиметром под стол. Тут она в относительной безопасности.

Раньше Эмбер была рядом, и я могла поддаться истерике, но теперь ей нужна помощь, и я не имею права даже подумать о слабости.

А я всегда не любила все эти пиццы, выпечки!

Выпечка…

Пекарня…

Какая же я дура!

Осознание хуже удара тока.

Эмбер в обмороке. Заражение в её крови, но почему-то на щеках сразу шрамы, а не раны.

Мы должны были идти к Рему, а не лазить по шахтам.

Я забыла о нём. Я никогда о нём не думала. Но в последнюю нашу встречу он сказал: