Викарий вздохнул.

– Им нужно есть, Торилья.

– И вам тоже, сэр, – вставила вернувшаяся в комнату Эбби.

Она внесла два блюда: на одном была картошка, на другом – не слишком аппетитная на вид капуста.

– Мне хватит, – рассеянно сказал викарий, разглядывая крохотные кусочки мяса на своей тарелке.

– Сэр, я не уберу баранину со стола до тех пор, пока вы не наедитесь досыта, как следует. – Эбби уговаривала его, словно капризного ребенка.

Взяв в руки нож, викарий положил на тарелку еще два тонких ломтика мяса. Затем Эбби настояла еще на двух столовых ложках картошки, а когда Торилья закончила есть, произнесла:

– Вот что, мисс Торилья. Не могли бы вы достать вместо меня пудинг из печки? Не доверяю я этой девчонке. Патока уже здесь, нужно принести только пудинг.

– Да, конечно, – тотчас согласилась Торилья.

Эбби передала девушке баранину, и та отправилась на кухню, зная, что служанка заведет разговор с отцом.

– Мисс Торилья сказала вам, сэр, – начала Эбби, как только девушка покинула комнату, – что ее светлость пригласила вашу дочь на свадьбу?

– Да, мисс Торилья сказала мне, – ответил викарий. – Но дело в том, Эбби, что мы не можем себе позволить это. Дилижанс стоит дорого, а до Хертфордшира путь неблизкий.

– Сэр, простите меня за откровенность, но мисс Торилье давно пора вернуться домой, повидать и приличных людей, хотя бы для разнообразия.

Викарий обратил на нее удивленный взгляд, но Эбби не дала ему заговорить.

– Разве вы не понимаете, что мисс Торилья провела здесь почти два года, не обменявшись даже полудюжиной слов с леди или джентльменом? Поверьте мне, ее бедная мать перевернулась бы в могиле, если б увидела, куда вы упекли свою дочь.

Викарий был искренне изумлен.

– Я как-то не думал об этом, Эбби.

– Ну а я думала, сэр! Мисс Торилье уже восемнадцать, и если бы миссис Клиффорд была жива, упокой Господь ее душу, то уже искала бы для своей дочери подходящего жениха, устраивала приемы и приглашала на них молодых людей, – возмущалась Эбби. – А кого мы можем пригласить сюда? Грязных оборванцев, перемазанных угольной пылью?

Викарий с осуждением всплеснул руками, но Эбби продолжала:

– О да, я все знаю, сэр. У них тоже есть души, которые надо спасать. Да, они тоже христиане и для Бога ничем не хуже нас. Но вы же не рассчитываете, что мисс Торилья выйдет замуж за шахтера, или я ошибаюсь, сэр?

Викарий явно смутился.

– Откровенно говоря, Эбби, я как-то не заметил, что мисс Торилья уже выросла.

– Ну так вот, сэр, ваша дочь выросла, и это настоящее преступление – похоронить ее заживо в этом ужасном месте.

– Но я нужен здесь, – доказывал викарий, как будто произносил последнее слово перед приговором в суде.

– Возможно, и так, – парировала Эбби, – я не спорю, сэр, вы делаете здесь Божье дело и справляетесь с ним хорошо. Но это, если можно так выразиться, ваша профессия. А мисс Торилья не священник и не проповедник, она молодая женщина, и надо сказать честно – красавица!

Но речь Эбби была прервана появлением Торильи: она вернулась в комнату, держа в руках внушительное блюдо, в самом центре которого съежился крохотный пудинг.

Она поставила блюдо перед отцом, а он до такой степени был погружен в свои думы, что даже не заметил ее присутствия.

Торилья встревоженно посмотрела на Эбби, но служанка как ни в чем не бывало поменяла тарелки и положила столовую ложку возле руки викария.

– Ты права, Эбби, – вдруг сказал он. – Мисс Торилья должна побывать на свадьбе леди Берил. Как-нибудь отыщем нужные деньги.

Когда он вылетел из дома, по всей видимости, не проглотив последний кусок пудинга, Торилья сказала: