– Эй, эй! – вскричал Пиксарет, видя, что она собирает вокруг себя выживших англичан. – Эти пленники принадлежат моим воинам…

– Хорошо! Пусть они идут с нами. Но только те, кто захватил этих людей в плен.

Вперед с гневными криками бросились трое высоченных, украшенных перьями детин, но резкий окрик Пиксарета охладил их пыл.

Тем временем Анжелика взяла на руки ребенка, подтащила к себе одну из женщин и подтолкнула огромного Томаса Пэтриджа, который шатался, ослепленный кровью, сочащейся из разреза на лбу.

– Адемар, иди сюда! Возьми этого мальчика за руку. И смотри не отпускай его. Смелее, мисс Пиджент!

Она спустилась по склону, оставив за спиной разрушенную, пылающую деревню, увлекая их за собой к свободе, как когда-то в Ла-Рошели, как в Пуату и даже раньше, в детстве, когда она бежала во главе стайки обездоленных, которых она вырвала из лап смерти.

В этот вечер, чувствуя, что в нее вселилась душа старой Сары Уильямс, она углубилась в лес, и в его сумрак за нею последовали уцелевшие англичане из Брансуик-Фолз.

За ними устремились Пиксарет и трое индейцев, которые считали англичан своей собственностью. Они следовали за ними быстро, но не пытаясь догнать и держась на некотором отдалении.

Это не было погоней.

Анжелика это знала и, по мере того как они удалялись от проклятой деревни, боялась индейцев все меньше, понимая, что их истерическая воинственность уже ослабевает.

Ее поведение было для англичан загадкой, они то и дело оборачивались и жаловались, что их преследуют дикари.

– Ничего не бойтесь, – отвечала им Анжелика. – Ведь сейчас их только четверо, а не сто. И с вами я. Они больше не причинят вам вреда. Я их знаю. Ничего не бойтесь. Просто идите! Идите вперед.

Ход мыслей Пиксарета был ей так ясен, словно она сформулировала их сама.

Он, как ребенок, любил все оригинальное, новое и необычное.

Он был суеверен, и мысль о духах-покровителях Анжелики одновременно забавляла и пугала его.

Заинтригованный, он шел за ней, сдерживая своих нетерпеливых воинов и желая поскорее узнать, что произойдет теперь и какова природа тех хитрых неукротимых легкокрылых духов, которые зелеными искрами плясали в глазах этой белой женщины.

Далеко внизу среди ветвей засверкала спокойная гладь реки Андроскоггин. Каноэ ожидали на берегу.

Они сели в них и поплыли по течению реки к морю.

Ночь… У подножия водопада, в жаркой темноте, в которой вспыхивали и гасли светлячки, квакали лягушки и пахло пожарищем, европейцы пытались отдохнуть. Прижавшись друг к другу рядом с вытащенными на берег каноэ из коры, дрожа от холода, несмотря на теплую погоду, одни молились, другие тихо стонали.

Они ждали рассвета.

Среди тех, кого Анжелике удалось вывести из горящей фермы и избавить от участи пленников, были землепашец Стоутон, его жена и их грудной ребенок и все семейство Коруэн. Хвала Господу! Что может быть ужаснее, чем остаться в живых, зная, что те, кого ты любил, спастись не смогли?.. Двое слуг и служанка Коруэна последовали за ними.

Роз-Анн прижалась к Анжелике. Сидящий с другой стороны Адемар с удовольствием сделал бы то же самое; во всяком случае, он старался быть к ней как можно ближе и не отходил от нее ни на шаг.

– Они там, – прошептал он. – Как только я оказался в этом краю, полном дикарей, я понял, что в один прекрасный день с меня снимут скальп!

Хрупкая мисс Пиджент не получила ни одной царапины, и именно она вела преподобного Пэтриджа, который практически стал телом без головы, так как он не только был ослеплен своей собственной кровью, но, будучи почти без сознания, держался на ногах только в силу привычки и еще потому, что такие крупные мужчины падают на землю лишь тогда, когда они мертвы. Как только это стало возможно, добрая учительница вымыла ему лицо и обвязала вокруг его лба свою шаль. Только в каноэ Анжелика смогла открыть свою сумку, достать из нее пакетик с желтым порошком соли железа, который ей дал Жоффрей и который останавливал кровь, и унять кровотечение.