Тишина.

Тишина.

Тишина.

А потом – чудовище пустоши встаёт. Шаг за шагом он спускается ко мне, его поступь едва слышна: потому что оборотни всегда двигаются тихо, будто звери на охоте. Его выдает лишь скрип снега, налетевшего через разбитые окна.

Моё сердце стучит барабаном. Отдаётся в ушах нескончаемым гулом.

И когда я распахиваю глаза – тяжёлые военные сапоги чудовища уже перед моим лицом. Я знаю всё, что он скажет дальше. Знаю и готовлюсь сопротивляться!

Может, получится хотя бы сегодня?

– Посмотри на меня, – приказывает чудовище.

“Нет! Не буду подчиняться! Не подниму головы!” – думаю я. Но его голос – глубокий, рычащий, властный – лишает воли, подчиняет. Он будто забирается в самую душу, царапает, стискивает, шарит в ней и находит потайные верёвочки. А затем резко дёргает за них, превращая меня в послушную куклу.

Против собственной воли я мучительно поднимаю взгляд. И вздрагиваю, когда встречаюсь с ледяными глазами арх-Дейвара.

Чудовище смотрит на меня сверху вниз. Чёрный зрачок стянулся в крохотную точку, в радужке бушует дикая синева. Во взгляде читается презрение, словно он смотрит на гадкое насекомое.

Я и правда выгляжу жалко. Тощая, замызганная, босая, в лохмотьях, что остались от одеяния служительницы. Измазанная сажей так, что даже золото волос потускнело до свинцовой серости.

– А, это ты, – слова режут меня, будто клинок палача. – Как там тебя… Элиза? Крыса, что кормила меня гнилью. Если вылижешь мои сапоги, то сможешь прожить до рассвета.

Его слова сочатся ядом, точно он не барс, а змея..

И так каждый раз!

Я никогда не носила ему никакой гнили. Я вообще его не знаю! Но в этом сне, мы, очевидно, знакомы.

Холодный пот стекает по спине. Сердце мечется пойманной в силки птицей. Тело сковывает страх – древний, инстинктивный – такой испытывает кролик за секунду до того, как на нем сомкнуться волчьи зубы.

Дрожа, я смотрю на красивое жестокое лицо, в безжалостные синие глаза. В них нет сострадания: лишь эхо равнодушия к моей судьбе.

– Что ж, – холодно говорит он. – Как хочешь. – И поднимает меч.

Его движения – воплощенная неизбежность.

Я зажмуриваюсь. Липкий смоляной страх тёмной волной накрывает сознание.

Раздаётся свист. Холодная сталь рассекает мою шею. Безумно дробившее сердце вдруг захлёбывается стуком. И всё исчезает.

Я вскрикиваю и сажусь в постели, хватаясь за шею. Сердце дико бьётся о грудную клетку. Я судорожно глотаю воздух и прячу лицо в ладонях. Мои плечи дрожат.

Это был сон. Лишь сон. Снова и снова. Каждый день…

Святая бездна…

Тем временем где-то в храме

На границе волчьей империи Руанд, неподалёку от морозной пустоши между непроходимыми ледяными скалами, стоит неприступный замок – это храм святой целительницы Ньяры – обитель чистоты. Последний оплот для раненых солдат, несущих службу на неспокойной границе. Пристанище тех, кто ищет искупления для грешной души.

Острые серые зубцы башен тянутся вверх, задевая облака. Стены покрыты толстыми наростами льда, напоминающими чешую древних драконов.

Ещё раннее утро, но у ворот обители уже царит суета.

Мелькают зелёные, чёрные, белые мантии – это служительницы таскают воду, кто-то помогает раненым солдатам слезть с высокой телеги, а кто-то чистит от снега подъезд во внутренний двор, чтобы лошади не увязали в сугробах.

Зимнее солнце ныряет за облака, а потом выскальзывает вновь. Проникает в обитель через окна. Наполняет мрачные коридоры светом, выхватывая из сумрака две фигуры, прижавшиеся друг к другу в тесной нише.

– Тише-тише, ах… Ян… – шепчет служительница Фаира, вздрагивая от ласки сильных мужских рук, одна из которых ритмично двигается под её юбкой, а вторая сжимает девичью грудь прямо поверх блузки.