— Егорка, чего хмурый какой? Давай к нам, — позвала мама, — у нас венички березовые.

— Нет. Спасибо, — я попытался пройти мимо нее боком, чтобы она не заметила мою подбитую физиономию, но, как назло, навстречу вывернул отец. И, конечно, сразу зацепился взглядом за разбитую бровь.

— А ну-ка стоять! — скомандовал громовым басом. Пришлось подчиниться. — Это что такое?!

— Где? — хмыкнул я, посмотрев на него исподлобья.

— Тебе опять морду набили?

Почему сразу набили? Просто пропустил один удар.

Мама тут же заохала и засуетилась:

— Давай йодом намажем?!

— Ты еще зеленку предложи, — проворчал я, мягко отстраняя ее в сторону, — и подуй.

— Ты не ответил на мой вопрос, — суровый батя упер руки в бока, — подрался?

— Нет. Споткнулся, упал.

— Я думал, ты уже перебесился. И больше такими глупостями не страдаешь!

Страдаю? Да я ими наслаждаюсь от души!

— Сейчас пластырь принесу, — продолжал суетиться мама.

— Да оставь ты его в покое! Не маленький! Сам разберется! — возмутился отец. — Хватило мозгов подраться, значит, и раны сообразит, как обрабатывать. Тем более раз за старое решил взяться.

— Паш, ну ты что?! Надо помочь! Вдруг у него сотрясение мозга!

— Было бы чего сотрясать! — не скрывая сарказма, бросил отец.

— Мам, успокойся, — я поймал ее тонкие руки и заставил остановиться, — со мной все в полном порядке.

— Почему ты такой сырой? И чем от тебя пахнет? — она потянула меня за футболку и принюхалась. — Химией какой-то!

— Ах, это… Это пена из огнетушителя.

— Откуда?!

— Пожарником сегодня подрабатывал, — улыбнулся я и пошел в дом.

— Егор!

— Все. Отдыхайте. Я буду у себя.

Пока я не скрылся за дверями, родители продолжали смотреть мне в спину. Прямо как в старые добрые времена, когда я почти каждый день возвращался домой с разукрашенной физиономией, а они на меня то орали, то пытались лечить.

Оказавшись в своей комнате, я первым делом стащил с себя липкую футболку. Она действительно отвратно воняла. От джинсов избавиться не успел — в дверь постучали.

— Блядь, да кому там неймется? — проворчал недовольно, но все-таки пошел открывать.

На пороге стояла Рыжова, обмотанная в длинное банное полотенце. У нее в руках был бинт и перекись.

— До меня дошли слухи, что боец вернулся раненым, — с усмешкой произнесла она, пройдясь оценивающим взглядом по груди, — вот, иду спасать.

Сегодня у меня на нее ни в одном месте ничего не шевельнулось.

— Спасибо, Ален! Ты настоящий друг, — забрал бинт и бутылочку из ее рук, благодарно улыбнулся и захлопнул дверь. — Что бы я без тебя делал…

— Егор! — завопила она. — Открой немедленно!

— Даже не подумаю, — проворчал я и ушел в ванную, оставив ее орать под дверью. Остановившись перед зеркалом, долго рассматривал свою потрепанную физиономию. — М-да, красавец, — щедро плеснул перекисью на бинт и приложил его к ране. Тут же противно защипало, закололо, из глаз слезы потекли. Я сердито зашипел: — Ну, Даша! Вот пройдут эти дурацкие оставшиеся свидания, ты у меня получишь! По первое число!

***

К счастью, под утро морда у меня не заплыла. Бровь припухла и пульсировала. Морщась и шипя, я приляпал сверху пластырь и стал похож на раненого пирата.

— Хоро-о-ош, — протянула мама за завтраком. Порыв бегать вокруг меня и клохтать, словно курица-наседка, уже погас, и на его место пришло желание поворчать, — вот скажи, что тебе спокойно не живется? Вечно проблемы на свою голову находишь.

— Нет никаких проблем, — я увлеченно уплетал яичницу с беконом.

После вчерашних роллов, смачно приправленных противопожарной пеной, такой простой завтрак казался пищей богов.