— Значит, договорились, — я кивнула, бросив мимолетный взгляд на свекровь, сидевшую во главе стола, прямую как струна, несмотря на годы. Мадам Мелва наблюдала за нашим обменом репликами с непроницаемым выражением, но в уголках её тонких губ таилась едва заметная улыбка, а в глазах промелькнуло что-то похожее на одобрение.

— Что ж, — наконец произнесла она, складывая салфетку аккуратным треугольником и поднимаясь из-за стола с грацией, удивительной для женщины её лет. — Мне пора на дневной отдых. А вам двоим советую пройтись по саду. День чудесный, грех сидеть в четырех стенах. А также же, — добавила она, направляясь к дверям, шурша пышными юбками, — свежий воздух полезен как для растущего организма, так и для... выздоравливающего.

Мы с Этьеном не стали возражать и послушно вышли в сад, где провели несколько приятных часов, гуляя по тенистым аллеям. Этьен показывал мне своё любимое место для чтения — укромную беседку, увитую диким виноградом, чьи лозы образовывали природный полог, скрывая от посторонних глаз.

— Здесь я прочел «Естественную историю» Бюффона, — с гордостью сообщил он, проводя рукой по деревянной скамье, отполированной годами использования. — И здесь же решил, что хочу стать натуралистом, как он.

Он рассказывал о книгах, которые прочел за последние месяцы, от скучных учебников по юриспруденции, которые требовал изучать отец, до захватывающих трактатов о неизведанных землях и их флоре и фауне. Делился планами на будущее — об экспедициях, открытиях, научных статьях. О том, как однажды его имя будет выгравировано на мемориальной доске Академии Наук. Его глаза сияли, руки порхали в воздухе, иллюстрируя рассказ, а голос то понижался до заговорщического шепота, то возвышался в моменты особого волнения.

Я слушала, задавала вопросы, порой смеялась над его шутками — и все это время не покидало странное ощущение, что я играю роль в спектакле, но роль, которая с каждым днем становится все более естественной, почти моей собственной. Словно граница между мной и Адель размывалась, создавая что-то новое.

Когда солнце начало клониться к закату, окрашивая небо в розовые и золотистые тона, мы вернулись в дом. Из окон уже лился теплый свет зажженных ламп и свечей, создавая впечатление уюта и безопасности. В просторном мраморном холле нас встретил седовласый дворецкий в безупречной ливрее, чей строгий вид смягчился при виде молодого господина.

— Мсье Этьен, мадам, — он слегка поклонился. — Герцог вернулся и ожидает вас к ужину через полчаса. Он просил передать, что ужин будет подан в большой столовой.

Это было необычно — большая столовая использовалась в основном для приемов гостей, а не для семейных трапез. Я обменялась быстрым взглядом с Этьеном, увидев в его глазах то же удивление, что испытывала сама.

— Как думаешь, в каком он настроении? — тихо спросил Этьен, поднимаясь по мраморной лестнице рядом со мной. Его рука едва касалась перил, словно он считал, что в свои пятнадцать уже слишком взрослый, чтобы держаться за них. — Большая столовая... может, у нас гости?

— Увидим, — я ободряюще сжала его плечо, почувствовав под тонкой тканью сюртука напряженные мышцы. — В любом случае не принимай близко к сердцу, если он будет хмурым. Дела не всегда идут так, как хотелось бы. И это не твоя вина.

Этьен кивнул, но его лицо стало серьезным, почти взрослым, словно он готовился к битве. Я вдруг остро осознала, что этот мальчик, возможно, всю свою короткую жизнь ходил по тонкому льду отцовского настроения, подстраиваясь, скрывая свои истинные интересы, пытаясь соответствовать ожиданиям, которые никогда не мог полностью оправдать…