Пискнув, распрямляюсь, шлепая его по руке. С возмущением смотрю на него.

Ухмыляется, гад.

- Ты зачем волосы-то мочила?

- С головой же принято.

- Воцерковленная что-ли? - косится на меня с подозрением.

- Нет... Просто это как... аскеза такая. Хочешь что-то получить, надо взять на это аскезу - отказаться от чего-то, что любишь или принять что-то, что тебе сложно делать. И если уж выполнять ее, то честно! Вот. Кто-то берет аскезу - сладкое там не есть, мясо не есть, или сексом не заниматься. А я такую взяла.

- А чего загадала?

- Всё то же.

- Мужика с ребенком?

- Тоже пойдет. Я не торгуюсь. Если к ребенку мужчина хороший прилагается, я согласна.

- Согласна она... - саркастически.

- А что за сарказм? - упираю руку в бок и обличающе прищуриваюсь. - Не ты ли жену "с прицепом" ищешь, м?

- Девчонки насплетничали?

- А что, это какой-то секрет?

- Да нет. Не секрет. Ищу.

Стоит, пьет мой чай.

- Ладно, одевайся, жду тебя в машине.

Уходит.

Смотрю ему вслед.

Чувства противоречивы...

Ну конечно же - нравится! Хотя и совершенно "не мой" мужчина. Нравится на уровне инстинктов. Как самец впечатляет. Но я никогда не решалась на самцов. Хотя они меня сразу пеленгуют. Любят хорошеньких кукол... А я им не доверяю и боюсь. Что у нас общего? Я не самка...

Тихомиров какой-то другой самец. У него там ещё сердце... Большое. В своей брутальной версии, конечно. Но есть!

Но, Валентина Ивановна говорит - кобель! А она говорит всегда прямо и честно.

Да и... бездетные мы с ним оба.

В общем, просто так облизывается, покуражиться. А это - нет! Чалкина не такая. Да-да... Дружить будем, волонтерить. А секс... Секс только по любви!

Но пока что, любовь может и была какая-никакая. А секса все больше не было. Только акты, соития, да коитусы, долги еще супружеские.

А с ним может и был бы... - рождается где-то внутри тоненький голосок. Но я игнорирую его. Ну... нет! Не вывезу я такого краткосрочного романа. Унизительно как-то, греть ему постель, пока он свой прицеп не найдет.

Да и даже чисто физически не могу его на себе представить. Он же огромный и тяжелый как танк! А я дама хрупкая...

Только дружить!

За ширмой быстро переодеваюсь. Обматываю волосы сухим полотенцем. И надев капюшон, выхожу из шатра.

Иду к джипу, размахивая пакетом. Но Тихомирова в нем нет. И двери закрыты.

- Ну, здрасьте... - растерянно оглядываюсь.

Зачем так делать?!

Моя сумочка осталась у него в машине. А там всё!

Добрыня у проруби, вспоминаю я, знакомый Тихомирова. Попрошу его набрать.

У проруби уплотняется толпа и словно что-то происходит.

Оставляя пакет у колеса, иду в ту сторону. Ну сто процентов Преподобный там!

Сердце мое начинает стучать тревожно.

Хоть бы ничего не случилось...

- Ребенка отпустил моего! - орет какой-то мужик.

Мне кажется, он не совсем адекватным.

Толпа недовольно ропщет.

На руках у Тихомирова рыдающий мальчик лет пяти, завёрнутый в его большую куртку.

- Я сказал, мой пацан окунется, значит, окунется!

- Да разве можно малыша силой! - возмущаются женщины. - Стресс такой! Сердечко остановится!

- Это мой сын! Я вашего мнения не спрашивал. Дай сюда! - дёргает к себе ребенка.

Тихомиров уворачивается. Нога соскальзывает в сантиметрах рядом с прорубью. Но удержавшись, он отыскивает равновесие.

У меня поджимается от страха живот.

Улетит сейчас с ребенком туда! А там старушка какая-то. Старушка соскальзывает со ступеньки, обмерзшей льдом и падает назад.

Ужас...

- Добрый, ментов вызывай! - рявкает Тихомиров.

- Вызывают, держи его! - вытаскивает Добрыня эту пожилую женщину. - От проруби все отошли!

Все пятятся, но папаша не даёт отойти Тихомирову.