Теперь же путешествие подходило к концу, и девушка со сложной смесью чувств прикипела к окошку, разглядывая новое место жительства.

У подножия горы раскинулся каменный город, поражающий красотой старинных построек, а на вершине, в гордом одиночестве возвышался замок. Небольшой, абсолютно не чета парижскому, но внушительный для такого Богом забытого места, окруженный густыми лесами и горными пиками.

– Однако, – хмыкнул фамильяр. – Я ожидал худшего, но, кажется, здесь не так все убого.

– Ты прав, Гастон. Поживем здесь немного, а потом решим, что делать дальше.

– Молодец, верный настрой! К тому же нам нужны деньги, мы совсем поизносились, а жалованье тебе назначили приличное, да и мне пособие как фамильяру выделили. Накопим, будет на что жить. Ни в одном городе нашей империи нам такой прием не светит, – добавил Гастон, увидев печаль на лице хозяйки.

– Не волнуйся, я не подведу нас.

И она сдержала свое слово: как только дверь кареты открылась, наружу выбралась холодная молодая девушка двадцати пяти лет, смотревшая на встречающую ее команду со спокойным достоинством.

– Мадмуазель Ганьон, приветствуем в Академии! – занудным голосом произнес сухопарый мужчина лет пятидесяти. – Меня зовут Илья Мизинцев, я главный библиотекарь. Господин ректор просил встретить вас, и проводить в вашу комнату. У него возникло неотложное дело, однако завтра он примет вас, и объяснит, почему не смог сегодня поприветствовать лично.

Лицо Соланж заледенело, что вызвало смущение у всех, кроме Мизинцева, который указал рукой на даму маленького роста.

– Это госпожа Ежова, наш преподаватель по магической зоологии. Она вас сопроводит.

Немногословность не обескуражила девушку, так как она и не ожидала ничего особенного от российской Академии, но чтобы настолько скромно... В Париже ее бы встретили все преподаватели, выстроенные в ряд, с учениками позади, и с ректором во главе. Рядом расположился бы оркестр, игравший гимн учебного заведения, и новый член коллектива с почестями был бы принят в стены легендарной Академии Борре. Вечером состоялся бы торжественный ужин, с вручением традиционной мантии.

Здесь же ее встретила кучка неудачников, невежественных настолько, что ее не представили должным образом, и сами не представились. Слуги пыхтели под тяжестью чемоданов, хотя должны были совершенно незаметно пронести ее багаж через черный вход. И никакой торжественности, ничего, что помогло бы проникнуться важностью момента. Это невежды даже фамильяра забыли упомянуть!

Госпожа Ежова неловко пыталась завязать разговор, но в итоге завязался только ее язык, и она молча проводила новоприбывшую в ее комнату, толком не объяснив, что где находится, и быстро ретировалась, словно боялась оставаться наедине с француженкой.

– Не нравится мне ее фамильяр. Терпеть не могу жаб!

– Поверь, Гастон, это не самая худшая наша проблема, – сказала Ланж, кивая головой на убранство комнаты.

5. Глава четвертая, рассказывающая об утренних сложностях

31 августа 1830 года по Арагонскому календарю

Новое утро принесло старые проблемы: Соланж была уставшей, злой, отчаявшейся и голодной. Уставшей – потому что полночи не спала после столь изматывающего путешествия, злой – потому что ее худшие опасения в полной мере оправдались, отчаявшейся – потому что у нее не было денег вернуться обратно в Париж, голодной – потому что никто не удосужился пригласить ее на ужин, или хотя бы принести еду в ее комнату!

Столько причин почувствовать себя несчастной, что Ланж разъярилась, решив сделать несчастными всех вокруг. И первым под раздачу попал Гастон.