— А Сил... Сил захотел остаться там... И теперь я не знаю увижу ли я его когда-нибудь вновь... 

— Вы рассказали нашему Совету? — спросила бабушка Ли. — И что они? Готовы принять помощь ваших друзей? Готовы защищать Остроог? 

— Нет. Единственное к чему они готовы — это продолжать врать. Они не верят в наш рассказ, считая, что мы отправились искать большую землю в надежде привести подмогу, чтобы забрать у них власть. 

— Не подозревала, что Гливен настолько туп, — зло бросила бабушка. 

— Вы... вы сердитесь на меня? — посмотрела я по очереди на маму и бабушку. 

— Ещё как, дорогая! — сверкнула глазами мама. — Но мы бесконечно рады, что ты цела и гордимся твоими смелостью и стойкостью.  

— Мне так жаль... 

— Сейчас это последнее, что ты можешь делать, — строго посмотрела на меня ба. — Ты должна продолжать оставаться сильной и сообразительной. Не жалея себя, не жалея никого и не жалея ни о чём, потому что время не воротишь вспять. Ты должна бороться и спасти наш дом. Пойдём со мной, моя птичка. 

Бабушка тяжело поднялась с кресла и направилась к лестнице. 

Я вопросительно глянула на маму, на что та пожала плечами, но выразительно повела головой в сторону бабушки, настаивая, чтобы я шла за ней. 

Мы поднялись на чердак, где сквозь щели крыши лился свет вступившей во власть неба луны, оставляя за собой посеребрённые дорожки. Здесь мы хранили вещи, утратившие свою надобность, но хранившие память о том или ином событии в нашей жизни. Как, например, мои и Дейта детские рисунки. Деревянные игрушки, выстроганные заботливыми руками папы... Тут же и его вещи... 

В носу вновь неприятно засвербело, и я посмотрела на бабушку, чтобы отвлечь себя от печальных воспоминаний. 

Она, как раз, достала из глубины разных упаковок тряпичный сверток, ткань которого сильно исхудала и была вся в пыли, и положила его на деревянный стол. 

— Вот. С этой вещью связанно много моих печальных воспоминаний... — вздохнула ба, и трясущимися пальцами развернула ткань, демонстрируя моему взгляду деревянный лук. — Но сейчас он, как нельзя, кстати. — Она отвела взгляд от меня и нежно провела по дереву подушечками пальцев, продолжая говорить, словно сама с собой: — Его сделала твоя прабабушка. Начинаю догадываться, что жизнь без угрозы, без борьбы, была не для неё. Не пересчитать, сколько ссор нам пришлось пережить из-за её желания научить меня защищаться. Но я не понимала смысла тренировок, не понимала зачем мне учиться защите, когда защищаться не от кого. Я сопротивлялась, как могла, а она всё настаивала и настаивала... Но, наверное, в какой-то момент всё же поняла, или смирилась, что мы в безопасности. Так я думаю теперь, когда знаю о её прошлом чуть больше. Спасибо тебе за это, Виолетта. За возможность через столько лет понять свою мать...  

— Бабушка... — только и смогла выдохнуть я. 

— Ничего, птичка, ничего, — ласково улыбнулась она и, смахнув слёзы с глаз, коснулась ладонью моей щеки: — Теперь он твой. Пусть отвага и бесстрашие Евы всегда будут с тобой. Она вложила в него частичку себя — свои переживания, сомнения, страх. Чтобы защитить от этих чувств тех, кого она любит.  

Я прерывисто вздохнула и крепко обняла бабушку: 

— Спасибо. Я сберегу память о ней. Я буду очень стараться быть такой же сильной, как она. 

— И я знаю, что у тебя получиться, моя птичка. Знаю. 

Лук я прихватила с собой в комнату, в которую вернулась после того, как мы с мамой и бабушкой ещё недолго пообсуждали дальнейшие действия. Сердце согревало невероятное чувство гордости и благодарности от того, что моя семья всецело меня поддерживала и верила в мои силы. Без сомнений, они беспокоились и переживали, но верили. Верили в меня. В нас. Что в свою очередь, наполняло верой и мою душу.