Размышлять над этим у Лёшки времени не было, так как Марина устремилась в обратную сторону. Она свернула к горе, по которой они поднялись на проспект Революции, и подвела всех к большому неохватному дереву.

– До войны здесь рос тополь, похожий на этот. А рядом с ним, на бывшей улице 27-го Февраля – теперь она называется Пятницкой, вот здесь, – Марина указала на большое, огороженное забором здание, – стоял маленький домик театральной портнихи, до крыши которого можно было достать рукой. «И нет ко мне гонца, и дом мой без крыльца…» Это было последнее пристанище поэта. «В роскошной бедности, в могучей нищете» жили они с женой Надеждой Яковлевной у наконец-то доброжелательной хозяйки. А напротив был телеграф, правда, не тот, что сегодня, и они звонили оттуда в Москву. Недалеко отсюда и драматический театр, в котором Осип Эмильевич какое-то время служил литконсультантом, и бывший радиокомитет, где он готовил радиопередачи, и филармония, которую он любил посещать…

– Катюша, а ты обо всем этом тоже раньше знала? – шёпотом спросила Лёшка.

– Угу. Марина Владимировна рассказывала и мама тоже. И теперь, когда я бываю в этих местах, всегда думаю о том, что здесь жил или прогуливался сам Мандельштам. А на нашей улице стояла водокачка, о которой он писал в одном из своих стихотворений: «Куда мне деться в этом январе?» Вот и получается, что мы с ним соседи, пусть не во времени, но по пространству, – высокопарно сказала Катька. – Но это ещё не всё, идёмте дальше.

Следуя за Мариной, все перешли на другую сторону проспекта и дважды свернули вправо.

– Улица Фридриха Энгельса, – объявила девушка. – Этот дом под номером тринадцать сохранился с прежних времён. Здесь в тридцать девятой квартире также обитали поэт и его жена. И здесь его мемориальная доска. Вот она.

Лёшка подошла ближе и увидела на выступе доски, под барельефом поэта, несколько завядших гвоздик. Ирина Сергеевна их оттуда сняла и положила белые астры.

– Цветы здесь лежат всегда, – заметила Катька.

– А почему улица не переименована? Разве не про неё он писал: «Это какая улица? Улица Мандельштама…» – неожиданно спросил доселе молчавший Ромка. Он тоже вслед за Лёшкой успел полистать мамин сборник, запомнил из него несколько строк и поспешил блеснуть своей эрудицией.

– Рома, – удивлённо спросила Катька. – А ты откуда про это знаешь?

– А я всё знаю, – не сводя глаз с Марины, ответил ей Ромка.

Марина же улыбнулась ему с особенной нежностью. Знать бы, что так будет, он бы все стихи Мандельштама выучил наизусть.

Неподалёку от дома с мемориальной доской располагался детский парк «Орлёнок», а в нём – памятник Мандельштаму. Поэт стоял с откинутой назад головой – таким его отобразил скульптор.

– Не всем этот памятник нравится, – сказала Марина, – но хорошо уже то, что он есть.

У Ирины Сергеевны ещё оставались астры, и она добавила их к уже лежавшим цветам.

– А сейчас мы пойдём как раз на ту улицу, о которой поэт написал те стихи. Это не близко, но погода хорошая, думаю, можно немножко пройтись? – спросила Марина.

Все согласились, а Лёшка оглянулась и вдруг опять заметила парня в клетчатой кепке. И снова он заскочил за угол, словно не хотел, чтобы она его увидела. Или это не тот, а совсем другой человек? Кому нужно следить за ними?

Она нагнала остальных и пошла по осеннему городу, любуясь раскрасом опавших листьев. Сказать Ромке или нет? А он глазел по сторонам и отмечал местные достопримечательности.

– Ух ты, какая башня! Отовсюду торчит, я её сразу заметил. Что это за домина такой?