– Китти? – рассеянно переспрашивает Айрис.

– Она… – Эсме склоняется еще ближе и проводит языком по губам, – …жива?

Айрис задумчиво смотрит на собеседницу.

– Вроде того, – осторожно отвечает она.

– То есть как?

– У нее болезнь Альцгеймера.

Эсме смотрит на нее не моргая.

– Болезнь Альцгеймера?

– Это форма потери па…

– Я знаю, что такое болезнь Альцгеймера.

– Конечно. Простите.

Эсме на минуту отворачивается и смотрит в окно.

– Больницу закрывают, да? – резко спрашивает она.

Айрис неуверенно ерзает на стуле, едва не поворачивается взглянуть на медсестер, но в последний момент сдерживается.

– Они не признаются, – продолжает Эсме. – Тем не менее это правда, так?

Айрис молча кивает.

Эсме берет в ладони руку Айрис.

– Ты приехала, чтобы забрать меня, – нетерпеливо произносит она. – Вот почему ты здесь.

Айрис изучает лицо пожилой женщины. Эсме совсем не похожа на ее бабушку. Неужели перед ней действительно родственница, член семьи?

– Эсме, до вчерашнего дня я даже не знала о вашем существовании. Никогда не слышала вашего имени. Я бы очень хотела вам помочь…

– Потому ты и приехала? Скажи: да или нет?

– Я сделаю все, что смогу…

– Да или нет, – повторяет Эсме.

Айрис с трудом сглатывает ком в горле.

– Нет, – говорит она. – Я не могу. Я… Я даже не…

Эсме, не дослушав, убирает руки и отворачивается. Что-то неуловимо меняется в ее лице, и у Айрис вдруг перехватывает дыхание – по лицу пожилой женщины скользнула какая-то тень, будто облако пролетело над гладью пруда. Айрис еще долго сидит неподвижно, глядя прямо перед собой, даже когда Эсме поднимается, пересекает комнату и выходит в одну из дверей. Айрис не верит своим глазам. В лице Эсме она на мгновение увидела черты своего отца.

– Не понимаю, – говорит Алекс, стоя перед прилавком. Сегодня суббота, полдень, они с Фран заглянули в магазин, принесли Айрис несъедобный сэндвич из невероятно дорогой кулинарии. – Я ничего не понимаю.

– Алекс, я четыре раза тебе объясняла, – отвечает Айрис.

Она оперлась о прилавок и крутит в руках детскую кожаную перчатку. Материал слишком мягкий, вещица сделана безвкусно, и Айрис пробирает озноб.

– Сколько еще раз мне нужно повторить те же слова, чтобы они пробили твой слишком крепкий череп и…

– По-моему, Алекс хочет сказать, что ему сложно понять мотив твоего поступка, – мягко прерывает ее Фран. – Ты берешь на себя огромную ответственность.

Айрис внимательно оглядывает невестку. Какая-то она вся однотонная, светло-бежевая – и волосы, и кожа, и одежда. Фран, скрестив ноги, сидит на стуле возле примерочной, и – не может быть! почудилось? – на вешалке висит ее плащ. Она не любит подержанные вещи, одежду с чужого плеча. Так и сказала однажды Айрис. «Что, если в этих вещах кто-то умер?» – спросила она. «Ну и что?» – ответила ей тогда Айрис.

Алекс все выспрашивает о Юфимии Леннокс.

– Ты хочешь сказать, что никто о ней даже не слышал? Ни ты, ни твоя мать – вообще никто?

Айрис вздыхает:

– Именно так. Мама говорит, что папина мать была единственным ребенком. Она и сама об этом часто упоминала. Говорила, что у нее не было ни братьев, ни сестер.

Алекс откусывает от сэндвича и спрашивает с набитым ртом:

– И откуда мы знаем, что все это не чья-то ошибка?

Айрис вертит перчатку в руках. На запястье мерцают три перламутровые пуговицы.

– Ошибки нет. Я ее видела, Алекс. Она… – Айрис прерывает себя, бросив взгляд на Фран. – У них есть документы. Официальные, заверенные нотариусами документы. Неопровержимые доказательства. Это бабушкина сестра, живая и здоровая, в сумасшедшем доме.

– Поразительно… – Фран никак не может подобрать слова, даже глаза закрывает от усилий. – Такое происшествие в семье… Очень… очень…