Она не отдавала Хьюго. Его вырвали силой. Пока отец и другой мужчина, невесть откуда взявшийся, разжимали ей руки, мать стояла к ним спиной и смотрела в окно. А потом все кончилось.

Айрис, медсестра и куратор спускаются на лифте. Лифт едет долго. Можно подумать, они зарываются в землю, до горной породы, на которой стоит город. Айрис искоса бросает взгляд на куратора, однако дама неотрывно следит за загорающимися по очереди номерами этажей. Из кармана медсестры выглядывает небольшая коробочка – электронный прибор. Айрис как раз раздумывает, что это может быть, когда кабина, мягко подпрыгнув, останавливается. Двери открываются. Перед ними – тяжелая, от пола до потолка, решетка. Медсестра набирает код и предупреждает Айрис:

– Держитесь рядом. И никого не разглядывайте.

И вот решетка позади, стальные стержни снова закрывают проход, а они идут по коридору с длинными люминесцентными лампами, выстеленному красно-коричневым линолеумом. Неприятно пахнет хлоркой. Процессия минует несколько вращающихся дверей, ряд запертых комнат, стол дежурной медсестры, на котором горит желтая лампа… На потолке мигают и поворачиваются им вслед камеры наблюдения.

Айрис не сразу понимает, что здесь не так. Чего она ожидала? Бормочущих всякую чушь безумцев? Воющих сумасшедших? Глубокой тишины она точно не ожидала. Почти все больницы, в которых ей довелось побывать, были переполнены, по коридорам сновали люди, выстраивались в очереди у стен. А «Колдстоун» – пустыня, больница-привидение. Зеленая краска на стенах сияет, будто натертая фосфором, полы надраены до блеска. Пусто. Однако медсестра набирает ключ-код на другой двери, и новый запах неумолимо обрушивается на Айрис.

Зловоние. Духота. Пахнет давно не снимаемой одеждой. Едой, которую много раз подогревали. Комнатами, где никогда не распахивают окна. Айрис видит поставленный на попа матрас и накрытый газетами диван. С другой стороны, за армированным стеклом, сад. Ветер гоняет по бетонным дорожкам бумагу, пластиковые стаканчики и мелкий мусор. Отвернувшись, Айрис на мгновение встречается взглядом с куратором и первой отводит глаза. Они проходят в другую дверь, и медсестра останавливается.

Перед ними большая комната, вдоль стен выстроились стулья. Три женщины за столом играют в карты. Слабые солнечные лучи проникают сквозь узкие высокие окна, из-под потолка бормочет телевизор. Айрис останавливается прямо под телевизионным экраном, пока медсестра что-то уточняет у своей коллеги. Подходит женщина в длинном, растянутом сером кардигане, останавливается слишком близко и переминается с ноги на ногу.

– Сигаретки не найдется? – спрашивает она.

Айрис бросает на нее острый взгляд. Молодая, пожалуй, моложе Айрис, волосы очень темные у корней, но соломенно-желтые на концах.

– К сожалению, нет, – отвечает Айрис.

– Дайте сигарету, – настойчиво просит женщина. – Пожалуйста.

– У меня нет. Простите.

Женщина не реагирует на ответ и не двигается с места, обдавая шею Айрис зловонным дыханием. У противоположной стены пожилая женщина в мятом платье ходит от стула к стулу, повторяя высоким чистым голосом:

– Он всегда приходит усталый. Очень, очень усталый. Надо вскипятить чайник.

Еще кто-то свернулся калачиком, сцепив руки над головой.

– Юфимия! – доносится до Айрис.

Медсестра стоит у двери, упершись руками в бока. Проследив за ее взглядом, Айрис отыскивает в дальнем углу высокую женщину, которая, стоя к ним спиной, поднялась на цыпочки у окна.

– Юфимия! – снова кричит медсестра и, раздраженно хмурясь, обращается к Айрис: – Она меня слышит, я знаю. Юфимия, к тебе пришли!