Как только заработало освещение, я отвел взгляд от плотного потока людей на черную воду Дона.

Мы не замечаем, как быстро проходит время. Казалось, еще совсем недавно я сидел на этой лавочке с поникшим видом и обдумывал, что мне делать со своей жизнью. Тогда я даже не представлял, что проживал самое темное время в своей жизни. Что нахожусь в действительности, которая меня расчленяет изнутри. И только спустя шесть лет пришло осознание, что развод являлся для меня очень болезненным. Что перманентное состояние опьянения, съедающее все свободное время, было лишь уходом от трудновыносимой реальности. Но даже самую темную ночь однажды сменяет день. И пережив все это, я с легкостью вошел в топ десять писателей России, ежегодно попадая в шорт-лист премий «Книга года» и «Писатель года», попутно раздавая согласие на экранизации некоторых историй. Но это ничего во мне не изменило. Таким, как я, в Ростове очень комфортно жить: тут тебя не окружает толпа фанатов, потому что люди попросту не знают, кто ты. Здесь каждый является центром вселенной. Иногда затхлой, безжизненной, но, все же, целой вселенной. Ростов – это город, где размер понта гораздо важнее культурного роста в обществе. Масштабность понтов здесь является маркером успешности, определяющим ментальное развитие местных жителей. С другой стороны, в эпоху поголовных коучей, контент-менеджеров, тех, кто обучает контент-менеджеров, психологов, сексологов и прочих ‘осознанных’ личностей, не может быть кто-то определенно лучше, умнее и разумнее. В противном случае сломается выстроенная конструкция по запудриванию мозгов и эстетически невоспитанное общество перестанет являться таковым. Поэтому все, кто действительно заслуживает внимания, могут спать со своим внутренним интровертом спокойно – здесь на вас никто не обратит внимание.

– Молодой человек, подскажите сколько времени? – томно спросила одна из двух девушек, сидящих на лавочке напротив.

Глянув на ее внешний вид, я слегка улыбнулся. Девушки, видимо, совсем недавно вылезли из трущоб, им хочется дорогие цацки, аляпистые штаны или платья. Но чем больше «Луи Виттон» мельтешит в глазах, тем больше хочется эти тряпки выбросить на помойку. Именно из-за таких личностей едкая, деревенская шмотка считается чем-то незаурядным и ‘вкусным’. А если есть спрос, будет и предложение. И вот ты уже не клоун, а тяжелый люкс.

– Который час… – на выдохе поправил ее.

– Что? – не поняв, что я имею в виду, переспросила она.

– Нет, ничего. Девять вечера.

– Спасибо, – протянула она, широко улыбнувшись своим десятки раз перетянутым лицом.

Просидев немного на лавочке, в процессе созерцания слабо заметного течения Дона, я почувствовал, что меня постепенно начало отпускать. Каждый раз после общения со Славиком, я не был способен сразу же приступать к написанию истории. Мне нужно было какое-то время побыть наедине. Собственно, присутствие на набережной способствовало этому. Находясь среди снующих людей, кажется, что ты в эпицентре веселья, но на самом деле ты от начала и до конца одинок. Спустя час уже не будет сомнений, что меня отпустило. Затем я зайду в заметки в телефоне и продолжу историю.

Но этой моей задумке было не суждено сбыться, о чем вибрировал мой телефон, высвечивая на экране «Юля».

Немного обдумав резонность нашего диалога, я, все же, взял трубку.

– Что-то новое? – спросил ее.

– Выключай Макса и приезжай ко мне.

Улыбнувшись тому, что Юля так и не прекратила называть имя персонажа моей книги, являвшегося собственным альтер-эго, я достал сигарету. Ей нравилась только одна моя сторона – та, которая была мягка в своих рассуждениях и отношении к людям. Поэтому, когда я ‘включал’ свою вторую сторону, она тут же просила меня остановиться. Впрочем, любовь одной половины меня была не странной, учитывая, что Юля являлась девочкой, которая хочет быть сильной как мужчина, но никак не может найти в себе стержень самца. Человек, которого обманули короткие видеоролики в соцсетях, что, если женщина способна заработать себе на жизнь, ей больше никто не нужен. И пока она впитывает ‘свежеиспеченный’ контент перед сном, а днем сталкивается с реальностью и, иной раз, непосильным состоянием одиночества, ее метает от одной точки мироощущения, где хорошо быть одной, к другой, где хочется нежности и тепла. Я давно перестал обращать внимание на ее мысленные скитания о том, как она хочет жить. Как она ‘не обращает’ внимание на то, что я могу с легкостью пропасть на полгода, чтобы воплотить свою, на первый взгляд, гениальную идею на листах, а потом так же легко появиться. Еще с момента нашего знакомства я понял, что она ранена. Когда она написала в директ гневную реакцию на одну из моих книг, у меня появились первые предположения. А после того, как мы переспали, предположение превратилось в глубокий факт. Со временем традиция периодически вместе спать сохранилась, как и ее критика моих новых книг.