Я вопросительно покосился на Аппия, но тот и сам, по всей видимости, не ожидал ничего подобного. Хотелось развернуться и уйти. Бежать куда глаза глядят. Нет, в гостиницу, под прикрытие собственной охраны. И отчего я не позвал их с собой, и почему я не заметил никого из них, когда согласился последовать за этой, этим… Возможно, именно потому, что никого из славных воинов Ирода, пришедших вместе со мной в Рим, уже нет в живых?

Я извлек из ножен меч, желая одного – зарубить проклятого Аппия, виновен он или нет, когда за спиной раздалось тихое покашливание. Мы одновременно обернулись, встретившись глазами с древним старцем с блестящей лысиной, гладко выбритым лицом и белесыми, выцветшими глазами.

– Слава Доброй Богине, я сторож. Ваш благородный отец находится здесь, – он протянул сухонькую ручку в сторону второй комнаты, готовый в любой момент отскочить.

– Ну вот, Кунтус! Я же сказал, что приведу тебя к отцу! – почти завизжал Цыпочка.

– Слышу. Не глухой, – улыбнувшись поганцу самой доброжелательной улыбкой «Черного паука», я взял его за запястье, стараясь оставить на нежной коже как можно больше синяков, и потащил за собой. Не то, чтобы мне хотелось, чтобы любитель крепких мужских объятий присутствовал на встрече, которую я ждал столько лет, просто, раз уж свалял дурака, не взяв с собой охрану, теперь приходилось держать мерзавца при себе. Вот так, почти что обнявшись, мы и вывалились в узкий коридорчик, ведущий в соседнюю комнату.

Нет, определенно, я не должен был волочь за собой эту женоподобную куклу, мне следовало не думать о нем, о засаде, охране, нужно было просто сосредоточиться, понять, чего ждут от меня мои враги.

– Стой! – Я рывком притянул на себя Аппия. Надо было что-то делать, нет, что-то понять, осмыслить. Что ждет меня впереди? Отец? Один или… или… перед глазами проплыло лицо матери, когда к нам в дом ворвались преторианцы. Она скорее умерла бы, нежели позволила постороннему читать на ее лице. Я тоже должен был держать себя в руках. Что сказала мама, увидев окровавленную тунику? Что это не одежда ее мужа. Она отреклась от отца, чтобы враги поняли, что женщина врет и на самом деле ее муж мертв. Что должен сделать я, когда увижу отца? Если я тоже отрекусь от него, наблюдающие за мной враги сделают вывод, что я пытаюсь выпутаться из ситуации. Потому что мой отец в плену, и, признав, что я его сын, я разделю с ним его участь. С другой стороны, если я признаю отца отцом, они либо поверят мне и убьют нас обоих, либо решат, что я играю, потому что мой настоящий отец на свободе. Стало быть, лучше сразу же отречься.

Если же мой отец пленен и я отрекусь от него, он сумеет понять меня, так как сам учил никому не доверять.

Итак, решено. Я должен войти и, если опознаю его, с ухмылкой признать, что ожидающий меня человек не мой отец. С ухмылкой или нет, это следовало решить на месте. Мама объясняла, что непосредственная реакция бывает более верной, нежели заранее заготовленная.

Я вздохнул и, отвесив Цыпочке отменный пинок, заставил его пересечь порог опасной комнаты первым. Это немного вернуло меня в норму, в конце концов там меня могла ожидать засада, к тому же летел он преуморительно.

«Сказать про отца, что он не отец, – скомандовал я себе и…

– Отец!!! – Передо мной в освещенной масляными светильниками комнате, точно помещение храма, в деревянном кресле лежал… нет, даже сейчас мороз по коже. Передо мной был мой отец! Только это уже был не мой отец, не тот, которого я запомнил. Передо мной лежало тело с головой и руками до локтей, ноги были отрезаны – одна по колено, другая выше. Завершал уродство сморщенный, почти черный член, странно смотревшийся на этом белом, иссеченном множеством порезов теле. Но все-таки это был мой отец, и его глаза не были глазами рехнувшегося от страданий безумца. Это был мой отец.