Ситуацию осложнил один эпизод, имевший место 14 февраля 1960 года на «турнире поэтов» в ДК имени Горького, что у Нарвских ворот. Ведущим мероприятия был Глеб Семенов.
«Турнир» шел своим чередом, и ничто не предвещало конфликта ровно до того момента, когда на сцену не поднялся Бродский.
В свойственной для себя завывающей, медитативной манере он прочитал свое «Еврейское кладбище».
Молодая аудитория встретила «Еврейское кладбище» с восторгом, однако Глеб Сергеевич выступил неожиданно резко против молодого стихотворца, обвинив его в излишней и неуместной браваде в той области и в той теме, где она категорически недопустима.
Яков Гордин (тоже участник «турнира поэтов») вспоминал: «Высокий поэт, в своей многострадальной жизни приучивший себя к гордой замкнутости, к молчаливому противостоянию, Глеб Сергеевич возмутился тем наивным бунтарством, которое излучал Иосиф, возмутился свободой, казавшейся незаслуженной и необеспеченной дарованиями».
Однако Бродский не смутился и, не желая вступать в словесную перепалку с мэтром, прочел еще одно свое сочинение, которое называлось «Стихи под эпиграфом».
Зал взорвался бурей аплодисментов, под которые Иосифу уже с трудом удалось довести чтение до конца:
Эпиграфом к стихотворению стояла латинская поговорка: Quod licet Jovi, non licet bovi – что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.
Семенов был в бешенстве, свое неудовольствие как от услышанного, так и от поведения этого дерзкого, мало кому известного выскочки выказали и другие «горняки», присутствовавшие на турнире.
Далее, не говоря ни слова, Иосиф спустился со сцены и покинул ДК имени Горького, что только подлило масла в огонь, и дискуссия о его стихах переросла в скандал.
Однако назвать Бродского тогда никому не известным стихотворцем было бы ошибкой. Евгений Рейн, который познакомился с ним в 1959 году, рассказывал, что Бродский часто выступал на всевозможных литературных вечерах, «квартирниках» и в общежитиях, причем порой, читая стихи, он входил в такое экстатическое состояние, что остановить его было уже невозможно. Тогда поэта выгоняли на улицу. Но он не отчаивался и направлялся в другие гости, чтобы продолжить чтение там.
Так было и в тот день, когда он без единого слова вышел из ДК имени Горького и по Розенштейна пошел к Обводному. Ни обиды, ни раздражения на этих людей (на Глеба Семенова, в частности) он не чувствовал. Просто был рад, что ему удалось прочитать два своих текста, и большинству из присутствовавших в зале они понравились. Значит, день прожит не зря.
За этими размышлениями Иосиф вышел к Обводному каналу.
«А ведь это места моего детства», – помыслилось.
Облокотился на парапет, закурил и принялся рассматривать черную воду в расселинах грязного льда, под которым на глубине плыли сонные рыбы.