- Так что ты там говорил - Веник Огурцова с лекции выгнал? И что теперь будет? - как ни в чём не бывало вещает она, адресуя вопрос дрищу.

Мелкая подружка Ромашкиной стоит чуть поодаль и с ужасом наблюдает за происходящим. В руках зажатый телефон, и это очень и очень плохо - такие как она при малейшем шухере в полицию звонят, как бабушка учила. А шухера будет не миновать.

- Иди сюда, - рычу на Ромашкину, но она продолжает свой пространный монолог о буднях универа, намеренно не обращая на меня никакого внимания.

Ну что ж, она не оставила мне выбора.

- Эдуард, - хлопаю по плечу бедолагу, и когда тот оборачивается - посылаю резкий выброс кулака в табло.

Ботан хватается за переносицу и, качнувшись, садится на корточки. Подруга Ромашкиной истошно визжит, а сама она, плотно сжав губы, оборачивается на меня и посылает глазами проклятия племени Вуду.

- Ты какого хрена творишь? Совсем с катушек слетел, мажор придурошный? - и елейно так, опустившись на колени: - Эдик, ты как? Очень больно? - хватает любезно предложенные подругой бумажные салфетки и тычет в нос поверженному дрищу.

Там и крови-то нет почти, но эта парочка наседок кудахчут так, словно пару минут назад здесь устраивались гладиаторские бои без правил.

Хватаю сопротивляющуюся Ромашкину за предплечье и против её воли тяну подальше от любопытных глаз. К счастью, таких не много - все слишком заняты коктейлями и позёрством, чтобы обращать внимание на мелкую потасовку.

- Ты что это себе позволяешь, совсем берега попутал? - шипит фурия и, спотыкаясь на высоченных каблуках, плетётся рядом безрезультатно пытаясь вырваться.

Завожу её за угол дома, где значительно тише и совсем никого нет, и устраиваю допрос с пристрастием:

- Это ты что себе позволяешь! Позорить меня задумала?

- В смысле?

- В коромысле! - осталось показать язык и добавить бе-бе-бе - и точно два второклассника на продлёнке.

- Кто ты мне такой, чтобы тебя позорить? - всё-таки вырывает руку горгона и массирует запястье.

- Вообще-то, муж.

- Фиктивный!

- Не важно! Он какой-то галимый ботаник. Лузер. Только посмотри на его тяпку! На моих глазах зажиматься с ним, это, блин... стрёмно. Хочешь мой авторитет в глазах друзей подорвать?

- Эдик мой друг, мы вместе курсовую писали, а ты идиот! И что только на тебя нашло?!

Васильковые глаза сверкают праведным гневом и до меня только доходит: а действительно, что? Пелена какая-то. Наверное, я просто привык держать всё и всех под своим неусыпным контролем, и тут жена! - пусть даже фиктивная, позволяет себе такие вольности.

И вроде бы должно быть пофигу - мне Ромашкина и не нравилась никогда, я её как женскую особь в упор до спора не видел, но вот почему-то не пофиг. И это выводит из строя. Раздрай какой-то.

За домом грохочет популярный трек, по небу хаотично мечутся рассеянные лучи прожекторов: жёлтый, красный, синий. Синий, красный, жёлтый.

Гул голосов, взрывы нестройного смеха, звон разбитого стекла.

- Откуда Пашутина так хорошо знаешь? - уже спокойнее задаю вопрос, но Ромашкина меня игнорит, рассматривая чёрное с разноцветными всполохами небо.

Шумно выдыхаю через нос и считаю до десяти. Эта баба меня точно в могилу сведёт. До чего же упёртая! Кошусь на её профиль: губы сжаты, подбородок горделиво приподнят.

- Так и будем в молчанку играть?

- Не твоего скудного ума дело - откуда, - пыхтит, не отрывая взгляда от мелькающих огней.

- Ну а всё-таки? - не знаю почему, но этот вопрос не даёт мне покоя. Чувствую какой-то подвох, не срастается что-то. И чем дальше в лес, тем острее чуйка.