Подхватываю за ручки тяжеленную сумку и протискиваюсь следом, чувствуя себя ужасно неловко.

Поступь незнакомки лёгкая, буквально летящая, белоснежные кроссовки искрятся на вечернем солнце, как и завязанные в высокий хвост выбеленные волосы.

- Это из новой коллекции Луи? - обернулась она, и я вспыхнула:

- Что?

- Сумка.

- А, это... ну да, - согласно киваю, и в глазах мисс совершенство появляется к моей персоне что-то похожее на интерес.

- Я вон в том коттедже живу, заходи, поболтаем. Пока, - опустив на мягкий газон сопротивляющуюся собачку, соседка манерно идёт по выложенной гравием тропинке.

В этот момент я как никогда ощущаю острую нехватку Цветковой.

И как я тут буду без неё в обществе этих рафинированных снобов?

С каждой минутой затея нравится мне всё меньше и меньше, но три миллиона, от которых меня отделяют какие-то несчастные тридцать дней, не позволяют сдаться и опустить руки.

Да и к тому же штамп уже стоит, поздно раскаиваться в содеянном, остаётся только стойко пожинать плоды совершенной авантюры.

Дотащив свою "Луи" ивановского разлива до коттеджа Малиновского, уверенно давлю на дверной звонок и жду хоть каких-то признаков жизни. Блондинка так же стоит у двери, но через два дома, и смотрит на меня с нескрываемым любопытством.

Наконец-то щёлкает замок и в проёме нарисовывается сонный Малиновский. Хмуро щурясь, убирает с лица взлохмаченную чёлку и обнимает предплечья руками, словно ёжась от холода.

- А что, уже семь, что ли?

- Комнату мою показывай, - опустив приветствие, бесцеремонно толкаю его плечом и смело шагаю внутрь дома.

- Офигеть, только ведь лёг, - он шумно зевает и захлопывает дверь ногой. Только сейчас я замечаю, что он без футболки, а серые тренировочные штаны низко болтаются на бёдрах. На плече какая-то закорючка-татуировка, рельефная грудь блестит - ни единого волоска.

Фу, неужели восковая эпиляция?

- Это, у меня тут слегка не прибрано...

- Я вижу, - бегло осматриваю убранство гостиной: белый кожаный диван, хром, яркие репродукции на стенах. На низком журнальном столике пустая бутылка, рассыпанная соль и засохшие корки лайма. На каминной полке серебрится слой пыли.

- К нам по вторникам и субботам приходит уборщица, сегодня четверг, так что не стесняйся, кладовка со швабрами и прочей мутью на втором этаже, - он чешет затылок и глупо улыбается.

- Ты предлагаешь мне это всё убрать?

- Если хочешь, я тебе помогу.

- Ты мне поможешь? - ужасаюсь от его наглости. - Извини, но я горничной к тебе не нанималась. Так где комната моя?

- Там, - кивает он наверх и плетётся по винтовой лестнице, заставляя меня тащиться следом. - Клёвая сумка.

- Это Луи.

- Я так и понял, - подойдя к распахнутой двери, он в приглашающем жесте вытягивает обе руки: - Прошу. Велком ту ми хаус.

Шагаю внутрь залитой солнечным светом спальни и первое, что вижу, это огромная - просто гигантская кровать застеленная белоснежным постельным бельём. Одна подушка валяется на полу, край другой торчит из-под перекрученного одеяла. На мягком кресле- груше валяются брюки и вывернутый наизнанку пиджак. На стене электрогитара, на подоконнике большой кальян.

- Ты хочешь сказать, что это...

- Ага, это моя комната, - он снова глупо улыбается и опускается на край кровати. - Ну а как ты хотела, лапуль, - мы же теперь муж и жена.

- Малиновский, это не смешно! - я очень надеюсь, что нотки паники в моём голосе отлично перекрывает бурлящая ярость. - В нашем уговоре не было пункта о том, что нам придётся делить одну постель.

- Я знал, что ты заартачишься, поэтому на кровати будет спать кто-то один.