- Не командуйте мной! – возмущалась Влада, но покорно следовала за Германом, признавая правоту мужчины, но не желая мириться с его наставлениями.

Оглядев людские лица, нашла видеооператора и помахала ему рукой, указав, чтобы не терял её и поторопилась за Германом.

Штольц привел девушку во временное жилище северного народа и распахнув полог, широким жестом пригласил в ярангу. Влада опасливо взглянула в её зев, не решаясь зайти внутрь, но Штольц, не дав ей времени на раздумье, подтолкнул девушку и зашёл следом.

4. Глава 3.Чум и кисы

Просторный чум дышал гостеприимством и уютом. Внутри пахло смальцем, рыбой и костром. Но ароматы не отпугивали, а наоборот, манили угоститься. В центре помещения разместилась длинная печка-буржуйка. Рядом стоял низкий стол, а по кругу расставлены грубо сколоченные лавки, устланные самоткаными коврами, на которых разместились оленеводы.

“Я пропахну дымом и жиром. Одежду придется выбросить”, - с грустью заключила Влада, не решаясь подойти ближе.

Девушка выделялась из присутствующих, но люди, сидящие у очага, не обращали на неё внимание: они пили чай, курили трубки и лишь мельком взглянув на пришедших, снова вернулись к разговору. Женщины суетились вокруг плиты. Дети играли с бусами, шнурками и смеялись, задирая друг друга. Штольц поприветствовал хозяев чума и указал кивком головы на журналистку.

Влада, заложница интервью, не могла позорно сбежать и чувствовала себя неуютно, находясь внутри жилища ненцев.

- Иди сюда, - перейдя на ты, позвал Герман девушку, приглашая на отдельный стул. – Спиртное пьешь?

- Пью. Чуть-чуть, - покорно кивнула, понемногу согреваясь.

- Отлично, - и пошёл к очагу.

Перекинувшись несколькими фразами с одной из женщин у печки, получил желаемое и вернулся к Заевой.

- Что это? – уточнила Влада, с интересом глядя на керамическую кружку в руке Штольца.

- Морошковая настойка. Попробуй, тебе понравится, - и протянул напиток.

Заева заглянула внутрь кружки и принюхалась. Скептически оглядела ее содержимое: рыжеватая прозрачная жидкость с ароматом ягод и трав отталкивающей не показалась, и Влада, решительно приложив губы к ободку вполне чистой посуды, за несколько глотков опустошила её содержимое. Закашлялась.

Штольц, сдерживая улыбку, потянулся похлопать ее по спине, но тут же убрал руку.

- На вот, закуси, - протянул тарелку с яствами, не вызывающими доверия у горожанки.

Влада, все ещё покашливая, торопливо сняла перчатки. Схватив кусочек поджаристой лепешки, надкусила, заглушая першение в горле.

- Так нечестно! – возмутилась, едва прожевав хлеб. – Она крепкая!

Герман усмехнулся неподдельному возмущению гостьи.

- Зато ты согрелась, - расплылся в довольной улыбке. – И познакомилась ближе с традициями кочевников и досугом газопромышленников. Бери, не бойся, - снова поднес тарелку с закусками. – Это строганина из кеты.

Влада, испив ягодную настойку, ощутила не только прилив жара в теле, но и легкую эйфорию. Голова затуманилась и наступила такая лёгкость, насущные проблемы отступили на задний план и она втайне порадовалась, что согласилась на прогулку с Германом. Где ещё можно вкусить столько непосредственности и культуры, как не на празднике весны, в компании приятного незнакомца, с которым она никогда больше не увидится, и она начала получать удовольствие, не забывая переключать в режим записи устройство.

Герман открыто любовался журналисткой: русые волосы выбились из-под головного убора, упав на грудь волной; светло-карие глаза затянуло поволокой, позволяя её открыто рассматривать, пухлые губы, Герман решил, что хоть и накаченные гиалуроном, но все равно манящие - блестели от масла. Но главное, что из ее манер ушло пренебрежение и надменность. И Герман пожалел вдруг, что у него нет повода задержать ее дольше.