– Э-э…

– Если хочешь, могу посоветовать им побыстрее умереть от голода.

– Э-э…

– Ну ладно, ладно. Эй вы, там! Ка-а мне! Шевелллись, быстрейбыстрей, чоп-чоп!

Бывшие пленники торопливо подбежали к Коэну и в ожидании остановились у его лошади.

– Говорю тебе, здесь неплохо. Это страна больших возможностей, – произнес Коэн, пуская лошадь в легкий галоп. Растерянные свободные люди трусили сзади, стараясь не отставать. – И знаешь что? Мечи здесь запрещены. Только солдатам, аристократии и Имперской Страже разрешено иметь оружие. Я сначала даже не поверил! Но кое-какая сермяжная правда тут есть. Мечи объявлены вне закона, поэтому только те, кто вне закона, имеют мечи. И это, – Коэн сверкнул улыбкой, окидывая взглядом раскинувшийся перед ним ландшафт, – мне очень подходит.

– Но… но тебя ведь заковали, – осмелился возразить Ринсвинд.

– Спасибо, что напомнил, – откликнулся Коэн. – Н-да. Но сначала отыщем ребят, а потом я найду того, кто мне это устроил, и побеседую с ним по душам.

Тон, которым это было сказано, без сомнений подразумевал, что тот, с кем Коэн собирался побеседовать, вряд ли сможет ответить ему что-нибудь кроме: «Еще, еще! Твоя жена – форменная корова!»

– Ребят? Каких ребят?

– У одиночного варварства нет будущего, – ответил Коэн. – Я… В общем, сам увидишь.

Обернувшись, Ринсвинд окинул взглядом тащившихся следом за ними «свободных людей», снег и Коэна.

– Э-э… А ты, случаем, не знаешь, где тут находится Гункунг?

– Знаю. Главный город. Мы туда и направляемся. Вроде как. Сейчас он в осадном положении.

– В осадном положении? Это когда… кругом войска, а внутри едят крыс, да?

– Верно, но, видишь ли, мы на Противовесном континенте, у них все шиворот-навыворот, так что и осада у них другая, вежливая. Хотя осада – она везде осада. В общем, старый император умирает, и вокруг города собрались все главные родовитые семейства – ждут, когда можно будет въехать на освободившуюся территорию. Главных шишек у них пятеро, и все они следят друг за другом – никто не хочет первым наносить удар. Тут все иначе делается, сразу и не разберешься, но скоро ты привыкнешь…

– Коэн?

– Да?

– Что, черт побери, ты задумал?

Лорд Хон наблюдал за чайной церемонией. Она длилась уже три часа, однако чай – дело такое, тут спешить нельзя.

Одновременно он играл в шахматы – сам с собой, то есть с поистине достойным противником, с которым было не грех помериться силами. Однако на данный момент игра зашла в тупик: обе стороны ушли в защиту – надо сказать, блестящую и талантливо выстроенную.

Порой лорд Хон мечтал о том, чтобы встретить врага, который был бы так же умен, как и он сам. Ну, или (о, лорд Хон действительно был очень умен!) врага, почти такого же умного, гения стратегии и тактики, но который бы тем не менее иногда совершал непоправимые ошибки. Тогда как сейчас его окружали полные дураки, которые умели просчитывать не больше чем на дюжину ходов вперед.

Покушения и убийства были главным блюдом придворной жизни Гункунга. «Блюдом» в буквальном смысле этого слова – на практике именно блюда зачастую становились орудием. Это была игра, в которую играли все.

Разумеется, лобовое убийство императора рассматривалось как дурной тон. Ловким ходом считалось поставить императора в такое положение, когда его можно было контролировать. Однако на этом уровне всякий ход был сопряжен с большой опасностью. Сильные мира сего могут сколько угодно грызться между собой, но стоит появиться кому-нибудь, способному подняться над стадом, как они мгновенно объединятся. Поэтому лорд Хон избрал другую стратегию: он успешно внушил своим соперникам, что самым очевидным кандидатом на должность императора является, безусловно,